Переселяться в Сань-Эр никто не хочет. Никто не выбирает по своей воле маяться ночами без сна под неутихающий лязг, соседские ссоры и визг из борделей, особенно после жизни под тихими небесами в сельской местности Талиня. Но тишине и покою сопутствует ускоренная смерть от голода, открытые пространства не приносят денег. Или ряд детских могилок под ивами далеко от стены, или работа на заводе в Сань-Эре, и выбор между ними очевиден. Медленно, шаркая ногами, деревенские цивилы проходят через охраняемые ворота Сань-Эра, прижимая к груди пропуск гражданина, и потрясенно моргают при виде невообразимой неразберихи, которая ждет их внутри.

От голода умирают и в Сань-Эре, но здесь умирающие вправе заявить, что они хотя бы предприняли попытку.

Стоя на стене, Август смотрит в сторону провинций. Раннее утро раскрашивает небо в розоватые тона, и здесь, наверху, прохладный бриз быстро находит Августа, завихряясь вокруг его рук так, словно хочет сорвать с него одежду. Дым сгоревшей столицы Эйги рассеялся. На месте будущей сторожевой базы уже кипит стройка.

– Порядок. – Галипэй отдувается, перегнувшись через верх приставной лестницы. При виде Августа он вздыхает с таким облегчением, словно за двадцать секунд его отсутствия кронпринца могли похитить. – Вряд ли поблизости появятся патрули с обходом. Тебя не потревожат.

– Я же сказал, мы здесь ненадолго, – напоминает Август.

Галипэй поднялся до уровня Августа, стоящего в проходе, который тянется вдоль всего верха стены. Оба придвигаются как можно ближе к перилам, прислоняются к высоким металлическим конструкциям, оберегающих стражников от случайного падения со стены, если они оступятся. Проходы достаточно широки, чтобы патрули могли без труда разойтись, сменяясь с караула на сторожевых башнях, которые делят стену на восемь секций. Стена идет не по прямой, а загибается где-то внутрь, где-то наружу, так что получается вытянутая фигура, суживающаяся со стороны моря. Стражники не видят товарищей, находящихся в соседних секциях, проходы не просматриваются полностью, и это значит, что никто не помешает Августу и Галипэю находиться там, где они стоят сейчас, при условии, что они улизнут в ближайшие пятнадцать минут, до смены караула.

Или если никто из них не выйдет за стену.

Август со вздохом снимает с головы узорчатую корону. Отдыхая от ее веса, проводит пятерней по волосам, распутывает их, взлохмаченные ветром, избавляется от напряжения в голове. И не протестует, почувствовав руку Галипэя у себя на затылке. Только наклоняет голову, позволяя телохранителю привести в порядок его волосы.

– Номер Тридцать Девять прошлой ночью был схвачен и отправлен в дворцовую темницу, – докладывает Галипэй.

– Его решили задержать? – Вот это неожиданность. – Но ведь девушка выжила, так?

– Она в больнице, уже поправляется. Но член Совета Алиха был вправе поднять шум. Каса не намерен его расстраивать.

Разгорающийся утренний свет озаряет ведущие к стене немощеные дороги, по которым грузы из Дакии привезут с запозданием. Управлять каждой провинцией назначают одного члена Совета, его власть ограничена территорией конкретной провинции, но тем не менее это существенная власть. Если Алиха будет недоволен тем, что его дочь пострадала во время игр, он не заявит об этом напрямую, но поступление товара из Дакии внезапно станет немного затягиваться, с ним слегка прибавится мороки. Король Каса обязан покарать игрока, которого угораздило вселиться в тело дочери члена Совета, – просто чтобы все уладить. В официальных правилах четко сказано: хочешь совершать перескоки – давай, но так, чтобы не причинять вреда никому из зрителей. И хотя дворец может пренебречь своими же указами, когда речь идет об остальных жителях города, предпочитая, скорее, оплачивать больничные счета, чем переполнять тюремные камеры, такой небрежности нет места, когда дело касается знати.

– У Каса есть проблемы и посерьезнее, если хочешь знать мое мнение.

Без предисловий и вне связи с предыдущим разговором Галипэй, кажется, считывает направление, в котором развиваются мысли Августа:

– Было что-то еще?

– Номера Восемнадцать и Сорок Один прошлой ночью найдены мертвыми в частных владениях, сгоревшими от болезни яису и изображающими сыцанское приветствие. – Речь Августа – безупречное подражание автомату: его слова начисто лишены интонаций или эмоций. – Король Каса утверждает, что причин для беспокойства нет.

– Ты правда говорил с ним об этом?

Август с силой сжимает в руке корону. Зубцы и завитки врезаются в ладонь. Это корона шарлатана. Корона, которая ничего не значит, дает ему достаточно драгоценностей только для того, чтобы беспрепятственно входить во дворец и выходить из него, но ни в коем случае не высказываться о том, что по-настоящему важно.

– Как только Лэйда явилась с этими известиями, я обратился за разрешением просмотреть записи о входящих в Сань-Эр и выходящих из него. Его величество считает, что я делаю из мухи слона.

Приставную лестницу трясет ветер. Протянув свободную руку, Август кладет ее на плечо Галипэя и придерживает его. Солнце выглядывает из-за горизонта, но в нынешние времена в Сань-Эре оно ничем не напоминает изображения в книгах по истории или на живописных свитках, наследии былых эпох. Это просто светящееся пятно, которое перемещается по небу в зависимости от времени дня, но слишком затуманенное тем, что скопилось в атмосфере и не дает различить форму или очертания.

В других районах Талиня, дальше от столицы, солнце светит ярче и небесные просторы больше похожи на голубые. Но жители Сань-Эра ограничены высотой его устремленной вверх стены, и все, что большинство из них способно увидеть, представляет собой довольно унылое зрелище. Совет уже направлял запросы, выясняя, не согласится ли король Каса расширить столицу. Перенести стену таким образом, чтобы присоединить часть земель провинции Эйги к Саню и перераспределить население. Ответом всякий раз становится решительное «нет»: гвардии станет труднее поддерживать порядок, для каждой новой улицы понадобятся камеры и системы наблюдения, придется проводить в новые городские районы воду, канализацию, электричество, а потянут ли они такие расходы?

Дворец такие расходы потянет прекрасно. Но король Каса предпочитает этого не делать.

– Он тебе не верит, – заключает Галипэй.

– А когда он вообще верил? Если он чего-то не видит, значит, этого не происходит.

– Но не может же он отрицать, что все-таки что-то происходит. Речь не просто о потерях во время игр. Ни один игрок не смог бы вот так взять и ускользнуть от наблюдения.

Но в таком случае чьей жертвой стали убитые? Предположение, будто в город проникли сыцанские шпионы, не только неправдоподобно, но и не подразумевает явного финала.

Август нахлобучивает корону обратно на голову, Галипэй убирает руку. И Август сразу же ощущает шеей холод ветра.

– Идем, – зовет он,