litbaza книги онлайнПриключениеЗвери рейха. Образы животных и немецкая пропаганда - Ян Монхаупт

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 59
Перейти на страницу:
href="ch2.xhtml#id104" class="a">[706]. Историк культуры Петер Петер (sic!) также видит в этом «неприятное воспоминание, прежде всего у пожилых людей, о вынужденном убое лошадей, о картинах Сталинграда»[707]. Вероятно, они так же вошли в коллективную память, как и воспоминания о ночных бомбардировках и голодной зиме.

Особая эмоциональная реакция на скандал с кониной могла быть вызвана и тем, что он не только воскрешал у немцев воспоминания о роли жертвы, но в первую очередь вновь обнаруживал их темные глубины. Ведь, согласно историку Райнеру Пёппингхеге, лошадь символизирует жертв войны, «которых из стыда не оплакивают»[708]. Неожиданное событие вновь вернуло долго вытесняемый ужас тех лет, когда многие, оказавшись в беде, не пощадили своих животных-друзей. А некоторые даже человеческих.

Эпилог

Последний час собак

Когда я принесла воды, Дом упал на меня. Мы понесли дом, Забытая собака и я. Не спрашивайте меня как. Я не помню. Спросите собаку как.

Инге Мюллер, «Под обломками III»

Конец. Красная армия давно перешла границу города. Еще несколько дней, если не часов, и Берлин падет. Все чаще дрожат стены рейхсканцелярии от сильных взрывов. Под ней, защищенный метровым стальным бетоном, Адольф Гитлер принимает последние меры предосторожности.

«У меня останутся только два друга, – не раз за прошедшие два года он говорил Альберту Шпееру, – фрейлейн Браун и моя собака». Звучало презрительно и одновременно разочаровывающе. Шпеер чувствовал в этом личную обиду, хотя считал, что Гитлер в определенной мере прав. Правда, причина была не столько в Гитлере, сколько в «мужестве его любовницы» и «преданности его собаки»[709].

Вчера, 29 апреля 1945 года, Гитлер вознаградил свою многолетнюю спутницу Еву Браун за ее «мужество» и женился на ней. Сегодня он вместе с ней уйдет из жизни. Но сперва очередь Блонди. Овчарка, живущая у него три года, в последние недели в бункере не отходила от него ни на шаг. Это заметил даже эгоцентрик Гитлер. Собаки, не раз повторял он своим секретаршам, преданнее людей. В эти дни Гитлер чаще всего выглядит апатичным, нередко на долгие часы прячется в рабочем кабинете, слушает оперы Вагнера, сидит, уставившись на портрет Фридриха Великого, который висит над письменным столом. Гитлер чтит прусского короля и видит в нем своего рода брата по духу. Всякий раз он цитирует его изречение: «Чем больше я узнаю людей, тем больше люблю собак»[710].

Что только Гитлер не делал для них: однажды он вызвал в Оберзальцберг всемирно известного хирурга Фердинанда Зауэрбруха, чтобы тот прооперировал одну из овчарок [711]. А когда Блонди с инфекционным заболеванием лежала в мюнхенской ветеринарной клинике, он велел ежедневно информировать его в бюллетене о состоянии ее здоровья [712].

В последние месяцы войны, когда со всех фронтов к нему поступало все больше сообщений об отступлениях и поражениях, когда он думал, что генералы оставили и предали его, он не говорил ни о чем, кроме собак. Прежде всего о Блонди и ее запланированной «свадьбе», как позже вспоминает его секретарша Траудль Юнге[713]. Блонди должна была наконец принести потомство. После нескольких попыток с разными кобелями она забеременела и в начале апреля 1945 года произвела на свет пятерых щенков. Кобеля Гитлер сразу взял себе и назвал его Вольф. Часто, как напишет после войны его секретарша Криста Шрёдер, он сидит, погруженный в мысли, гладит Вольфа и ласково нашептывает его имя [714].

С января 1945 года Гитлер не покидает бункера. Только по утрам он выходит на несколько минут, чтобы сделать круг по саду рейхсканцелярии с Блонди. К этому времени война давно проиграна и представляет собой сплошное кровавое отступление. Сотни тысяч людей бегут из восточных областей рейха от Красной армии. В Восточной Пруссии тянутся бесконечные колонны беженцев по замерзшему заливу Фриш-Гаф[715]в сторону Кёнигсберга, чтобы там успеть на один из кораблей для эвакуации. Все свое добро беженцы погрузили на фургоны и сани и запрягли лошадей. Под тяжестью колонны лед ломается. Люди и лошади уходят под воду, проваливаются под лед, замерзают, тонут. Других расстреливают вражеские истребители и танки.

Тракененских лошадей, бывшей гордости региона, осталось совсем немного. Только 800 кобыл и 45 племенных жеребцов из бывшего 30 000-ного поголовья добираются вместе с беженцами на запад и теперь рассеяны по всей Германии [716]. Восточная Пруссия, «классический источник лошадей в Германии», пишет в 1951 году еженедельный журнал Der Spiegel, отныне «занята русскими»[717].

Из Померании в начале 1945 года также массово бегут люди. Ганс Шланге-Шёнинген описывает в своих заметках последние дни войны так, как он это уже делал в предыдущие годы, – с характерной долей фатализма: «Все повозки подготовлены. Большинство людей в безрассудном страхе. Я позабочусь о том, чтобы они в надлежащем порядке были вывезены. Моя храбрая жена и я остаемся. Гитлеровские бонзы[718] бегут». Вскоре бесконечные людские толпы пересекают Одер, «в лютый холод, и в мороз, и в снег, и в бурю». <…> «Тысячи мертвых лошадей на обочинах дорог. Трупы людей припорошены снегом. Только вперед, вперед: русские идут! Отступление Наполеона, пожалуй, покажется детской игрой». Пока его двор наводняют беженцы, Шланге-Шёнинген с оставшимися фремдарбайтерами[719] пытается, насколько еще возможно, заботиться о скотине. Но вскоре ему тоже приходится навсегда покинуть семейное поместье. В то время как войска СС мародерствуют во дворе и в селении, он бежит с семьей в Гольштейн [720]. Там он пишет: «Шёнинген был горящей грудой развалин. Я на чужбине»[721].

Что стало с его животными, Шланге-Шёнинген не описывает, но в неразберихе последних военных дней они становятся слишком легкой добычей. На широких просторах Германии поголовье свиней в это время стремительно сокращается [722]. Например, в Саксонии из почти одного миллиона голов в начале войны к 1945 году остается 200 000[723]. Вероятно, их погубило и то, что они не годятся для дальних пеших переходов, не могут служить в качестве вьючных животных, а нужны лишь ради одной-единственной цели – быть забитыми и съеденными.

Голод не знает запретов. Некоторые разделывают лошадей, не дожидаясь, пока те умрут. Как описала поэт Инге Мюллер в стихотворении «Фаллада 45»:

Им приходилось за едой Не слышать лошадиный вой. Они знали: конец значит конец[724].

По окончании войны в составе Красной армии в Берлин приходят тысячи лошадей панье, которые меняют городскую картину. «Длинными необозримыми вереницами гремят повозки

1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 59
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?