— Вы уже вернулись? Так быстро? — только и спросила она.

— Мы сейчас вообще уходим. Я провожаю любимую, вызываю в приемном отделении такси. Позвони девчонкам.

— Юля может остаться, — раздобрилась медсестра. — Палата есть свободная.

— Какая классная идея! Любимая! Мы еще не пробовали в больничной палате. В шкафу пробовали, а в палате нет, — развеселился Игнат.

— Очень остроумно! Слова шутки не забудь мне переписать, — прошипела Юля.

— А тебе не понравилось в шкафу? Да, там было мало места, но зато сколько открытий!

Юлька сделала вид, что его не слышит. В приемном покое они вызвали такси. Игнат на прощание подмигнул:

— А поцеловать? Я тебя сегодня целый вечер сопровождаю — и никакой благодарности, любимая.

— Спасибо, Игнат. Ты настоящий товарищ, — она чмокнула его в щеку.

— И все? — парень был разочарован. — А могли бы в шкафу!

— Дурак! — она даже обиделась, потому что рассмеялась. Таких приключений в ее жизни еще не было.

Все эти ненужные и глупые подробности для Егора Петровича она опустит и расскажет главное: в отделении пульмонологии ночью проводятся пластические операции. Она видела пациентов своими глазами и слышала разговор медсестер. Руководит всем Роза Викторовна Ерашова, та самая восьмимартовская ее героиня, всеми хваленый торакальный хирург, заведующая, женщина волевая, но с отсутствием тепла в душе. Главред ей поможет разобраться в сумбуре, который творится в ее голове.

Пока Юля все подробно рассказывала, Заурский качался в кресле. Иногда Егор Петрович напоминал ей мальчишку: мог свистнуть, завернуть этакое словцо из молодежного сленга или вот так, по-пацански, раскачиваться в солидном кресле.

— Так, все очень плохо, — резюмировал он, выслушав ее рассказ.

— Как плохо? — растерялась Юля. — Я вам рассказываю, что была свидетелем эксклюзива — ночных операций.

— А ты не скажешь, где у нас доказательства? Хорошо, даем мы завтра материал про убийство Окуневского, про подпольные операции. Кстати, Ерашову за операционным столом ты не видела, только фигурки в коридоре и сомнительный разговор. Я понимаю твое журналистское любопытство и даже нелегальные действия. Но тогда надо узнать об этом побольше. Чем сейчас будем доказывать? Твоими «кажется»? Или подставим больного друга Тымчишина? Его завтра же выпишут из отделения, и правильно сделают. А что ты там ночью делала, Сорнева? Ты же говорила про вечер. Во сколько ты с этого эксклюзива домой пришла? — главред умел из общего потока выхватывать главное. — Пока твоя информация под большим сомнением, я ее рабочей гипотезой назову с натяжением.

Неожиданно Юльку спасла Валентина Ивановна, секретарь, которая энергично сообщила:

— На проводе начальник милиции.

— Полиции, — поправил Заурский.

— Полиции, как вам будет угодно, — согласилась Валентина Ивановна.

Заурский взял трубку, отвечал отрывисто и все время кивал.

— Спасибо, спасибо.

Когда короткий разговор закончился, он сообщил:

— Ну вот, сегодня открыли разыскное дело на Архипова.

Юлька почувствовала, как ее глаза наполнились слезами. Она до последнего верила, что Герман Николаевич вот-вот найдется и посмеется над всеми, кто его хотел разыскивать. А если уж в полиции завели дело, то надежда исчезла, а это плохо.

— Сорнева, надо добывать доказательства. Без них материал — ложь, фантазия, а для газеты — судебное разбирательство за клевету. А почему мы все суды выигрывали?

— Почему? — спросила Юля, хотя знала ответ.

— Да потому что во всех горячих материалах у нас были доказательства.

— Егор Петрович, материал я только начала собирать. Есть несколько идей, но их надо обдумать.

— Хорошо, дай мне подумать тоже, посоображай сама, и завтра утром снова ко мне на мозговую атаку. Пока у нас с тобой только комплект «непричесанных фраз».

Юлька вышла из кабинета главреда, словно из нее выжали все соки.

— Ты что, подруга? Радостная вот только была, — встревожился Вадик. — Не дал тебе Заурский материал наструячить, быстрая вы наша?

— Не дал, — объясняться ей не хотелось.

— Сорнева, что бы ты без меня делала! Поехали!

— Куда, Вадик?

— На кудыкину гору, подруга. Надо тебя восстанавливать, а то еще немного — и начнется профессиональное выгорание: твоя любимая работа превратится в каторгу. Машина внизу. Давай собирайся.

Мухаб Исмаилов был взбешен. Это сомнительное дело, за которое он так не хотел браться, провалилось окончательно. Оно сразу пошло не так, как планировалось. Вместо одного человека пленниками оказались двое, эта неизвестная женщина спутала все карты. Потом пьяная стрельба между братьями Ионовыми, после которой пришлось обращаться за помощью к врачу.

Мухаб нервничал, когда Архипов вытаскивал пулю, потому что все время ждал подвоха, но пропустил момент, когда докторишка на него напал. Лицо от удара горело и саднило. Мухаб потряс связанными руками.

— Как все плохо складывается! Ахком! Антон! — сын был привязан рядом с ним и стонал. По его лбу тоненькой струйкой текла кровь.

Это словно придало Мухабу силы, он начал дергать веревку и смог освободить одну руку, потом вторую и развязать сына.

На большом кухонном столе лежал прооперированный Борис Ионов и тихонько стонал.

— Воды, дайте воды.

— Подожди ты!

Исмаилов оторвал чистый кусок ткани, налил в кружку воды.

— Сынок, дай я вытру тебе кровь.

Антон молча отвернулся. Мухаб забинтовал ему голову. Потом очередь дошла до раненого Бориса.

— Держись за меня, — Мухаб перетащил его на кровать.

— Где он? — голос Бориса был слаб. — Где доктор?

— Сбежал со своей бабой, но тебе операцию сделал. Раз не помер, то будешь жить.

— Нет, не доктор. Мой брат, Радик?

— Тоже сбежал твой Радик. Я его искать не буду.

— Они сбежали, они пойдут в полицию. Отец, нас посадят в тюрьму? — Антон наконец заговорил. Он был бледный как мел.

— Если по уму все сейчас сделаем, то не посадят, — уверенно ответил Мухаб. — Сейчас едем домой, собираем вещи, деньги и берем билет на мою родину. Отсидимся, а там будет видно.

— Мухаб, вы меня бросаете? — подал голос Ионов.

— Я тебе уже сказал, что раз ты не помер, значит, будешь жить. Дотащим тебя до дома, через день бегать будешь. Давайте двигаться кто как может. На сборы времени нет. Бориса несем до машины в простыне. Наши беглецы уже могли добраться до ментов.