Он, виляя, побежал обратно, рухнул рядом с норой.

– Руку давай! – Капитан как-то непринужденно перешел на «ты» и выволок из пещеры упирающуюся женщину.

Юля обезумела от страха, протяжно выла. На лице ее застыла маска из каменной пыли. Вроде целая.

– Беги! Я тебя прикрою.

– Вадим, подожди. – У нее от страха стучали зубы. – А как же Аркадий Петрович, Матильда Егоровна?

– Беги, говорю! – проорал он.

Она спотыкалась, оглядывалась. Капитан подталкивал ее в спину локтем, сам пятился задом, стрелял по всему, что шевелилось в скалах. Фигуры в комбинезонах перебегали, накапливались. Кто-то из немцев бросил гранату-колотушку. Она взорвалась с недолетом, а дым неплохо прикрыл отступающих партизан.

Терпение Вадима иссякло. Он схватил Юлю за руку, потащил дальше.

– Товарищ капитан, уходите скорее, уводите женщину, мы прикроем! – прокричал из-за вывернутого булыжника Семен Белоусов. – По тропе, за всеми, не ошибетесь. Только осторожнее, там обрывы.

Вадим влетел в канаву, заслонил собой девушку.

Неподалеку прогремел взрыв. Немцы наседали, продвигались вперед. Горстка партизан пятилась, несла потери.

– Семен, что с Сазоновым? – прокричал Вадим.

– Ранен в ногу. Ничего смертельного, его уже вынесли, – ответил тот и хлестнул короткой очередью. – Овчарук где-то здесь, вроде живой был.

Никита Овчарук лежал неподалеку от выхода, стрелял из ручного пулемета. Он поднялся, пробороздил три метра на корточках и ввалился в разрыв между скалами. На базе осталась лишь кучка партизан. Основная масса уже ушла. Выбраться из ада удалось от силы двум десяткам.

Внутри остались Сиротин с девушкой и еще четверо партизан. Они перебегали к выходу. У них уже кончались патроны.

Вадим скосил глаза. Юля скрючилась на дне канавы и смотрела на него с кромешным ужасом. Ее зубы выбивали чечетку.

Двое партизан оторвались от скалы и припустили на выход. Добежал один, второй взмахнул руками и рухнул ничком. Засаленная фуфайка мигом пропиталась кровью.

– Капитан, валите отсюда на хрен! – взревел Белоусов. – Макарыч, прикроем молодых!

Партизаны ударили в два ствола. Немцы, идущие в атаку, залегли. Двое упали. Партизаны продолжали расточать остатки боекомплекта.

Макарыч – седовласый, но явно выносливый мужчина – бросил по навесной траектории последнюю гранату и оскалил прокуренные зубы. Грохнул взрыв, потонули в хаосе выкрики на немецком языке.

Вадим схватил в охапку скулящую женщину – вроде и обуза, но почему такая легкая? – выбрался из канавы, помчался прыжками. Пульсирующая боль разрывала затылок. Голова капитана словно чувствовала пулю, подлетающую к ней.

Вот и узкий проход между скалами. Он бросил в него женщину, прыгнул сам. Юля ударилась плечом, закричала от боли. Вадим схватил ее под локоть, погнал впереди себя.

Узкая тропа безбожно петляла, ветки деревьев-коротышек хлестали капитана по лицу. Края дорожки круто обрывались в обе стороны. Впереди едва намечался просвет. За спинами Вадима и Юли гремели выстрелы, а перед ними никого не было – все ушли.

Они бежали, защищаясь руками, как по какому-то зловещему сказочному лесу. Корни вились под ногами, цеплялись за обувь.

Капитан снова недоглядел. Он лишь на мгновение выпустил ее руку. Юля тут же не вписалась в изгиб тропы. Ее нога съехала по склону и зацепилась за корень изогнутого дерева. Девушка замахала руками, издала протестующий возглас.

Вадим схватил ее за рукав, но время ушло. Сначала она скользила вниз, смотря на него выпуклыми глазами, потом запнулась, упала и покатилась вниз, давя низкорослые кусты и пучки можжевельника. Капитан застыл как соляной столб. Через пару мгновений кустарник за ней сомкнулся.

Сиротин вышел из оцепенения и начал осторожно спускаться за ней, переставляя ноги как лыжник. Но тоже не устоял, потерял равновесие и покатился вниз, собирая ссадины, листву, изрыгая проклятия.

Он пробил терновник, протаранил девушку, которая пыталась подняться. Она дрожала, мотала головой. Вроде оба целые – ушибленные, расцарапанные, но это мелочи.

Юля поднялась, но Вадим тут же повалил ее и прижал палец к губам. Упали так упали, назад дороги нет.

Наверху разрозненно хлопали выстрелы. По тропе пробежали Макарыч и Белоусов. Оба ругались как заправские портовые грузчики, крыли матом пустоголовых командиров и наглых фашистских захватчиков.

Слава богу, выжили! Окликать их было бессмысленно – то же самое что погубить всех четверых.

Вадим и Юля лежали, вжавшись в землю, и с какой-то злостью смотрели друг на друга. Выстрелы продолжали сотрясать лес. Теперь непонятно было, кто и в кого палил.

– Ну и что ты наделала? – проворчал капитан.

Да уж, положение создалось интересное. Ладно, хоть выжили.

– А ты почему меня не поймал? – прошептала она.

– Как я тебя поймаю? Ты что, рыба? – буркнул он.

Юля опять поднималась. Ему снова пришлось схватить ее за шиворот и привести в начальное положение.

– Ты не понимаешь… – забормотала она. – Там же Матильда Егоровна, Аркадий Петрович. Мы не можем их оставить, что с ними будет? Ты же не бессердечный, Вадим.

Он прижал ее к земле и в трех словах рассказал о том, что увидел в пещере. Она смотрела на него и плакала, шмыгала носом. Чумазое личико сморщилось как высушенный абрикос. Слезы текли без остановки. Юля размазывала их кулачком, отчего ее побледневшая мордашка окончательно приняла камуфляжную расцветку.

«Теперь мы полностью сливаемся с лесом, – невесело подумал Вадим. – Воистину неисповедимы людские судьбы. Товарищ Шабалдин два с половиной года рисковал жизнью, боролся за сохранность музейной коллекции, поддерживал людей, окружающих его. Пусть не воевал в окопе, но тоже имел свой фронт. Он выжил, выполнил долг, не уронил достоинство. Вернулся к своим, когда уже казалось, что все беды кончились, и на тебе!»

По тропе снова бежали люди, звучала гортанная немецкая речь:

– Надо их догнать. Курт, Вильгельм, вперед! Они далеко не уйдут. Будьте осторожны, тут повсюду ловушки.

Снова разразились суматошная пальба и истошные вопли. Похоже, немцы кого-то догнали. Но будь они хоть трижды егерями, все равно вряд ли одержат верх в этом горно-лесном хаосе. Прогремел взрыв. После него немецкая ругань неслась отовсюду, слева и справа.

Вадим опять на всякий случай приложил палец к губам. Юля кивнула, облизнула пересохшие губы. Слезинки еще стояли в ее глазах, но она смирилась со свершившимся фактом.

Капитан перевернулся на спину, извлек магазин из автомата, прикинул на вес. Патронов там осталось немного, но еще один диск лежал в вещмешке.

«Голова после такой тряски фактически не работает, – подумал Сиротин. – Надо прорываться к своим, догонять, но как? Мы не знаем, куда ушли партизаны. Горы велики. Наверху немцы, умеющие маскироваться и сидеть в засадах. Выбираться на тропу предельно рискованно, но выбора у нас нет».