Они отдалились метров на семьдесят, когда позади разразилась пальба. Стреляли немцы, обнаружившие трупы. Вадиму пришлось опять схватить девушку за шиворот, повалить на дно канавы, ждать, набираться терпения.

Битых два часа они спускались с горы через рощи буков и грабов, обходили скопления скал, подозрительные канавы. Девушка едва волочила ноги, но шла. Капитану почти не приходилось подгонять ее.

Выстрелы давно стихли. Посторонние личности их путь не пересекали. Только птицы прыгали по веткам, чирикали, радуясь приходу весны.

Привал они сделали лишь один раз, в удобной низине под скалой. Девушка приводила в порядок дыхание, чистила пальто, ворча под нос, что теперь его проще выбросить, нежели привести в божеский вид.

– У тебя есть еще одно, – напомнил Вадим. – Тоже не бог весть какое, но в нем ты по крайней мере не катилась с горы.

– Откуда ты знаешь? – Юля втянула голову в плечи.

– Работа такая, – объяснил Вадим и засмеялся.

Он видел это пальто на улице Весенней.

Девушка сообразила, расслабилась и сказала:

– Да, ты прав, у меня очень разнообразный гардероб. Он не должен привлекать внимания немцев и полицаев к моей персоне, но не всегда вызывает у них тошноту. Впрочем, не забываем про легкую хромоту, которую я иногда практикую, и запущенные педикулез с туберкулезом. – Юля тихо засмеялась.

Вадим извлек из ранца мертвого солдата серый хлеб в защитной пленке, галеты, плитку горького шоколада. Фляжка с водой у него имелась собственная.

– Не могу есть, – пожаловалась Юля. – Прости. Давай перекусим в следующий раз.

– Это ты поешь в следующий раз, – отрезал Вадим. – А я именно сейчас.

Он жевал отсыревшие безвкусные галеты, запивал их ключевой водой. Девушка свернулась клубочком и наблюдала за ним с какой-то затаенной грустью.

– Ты еще до войны переехала в Крым, – заметил Сиротин. – И с тех пор, наверное, ни разу не бывала в горах. Ты их боишься и ведешь себя так, словно попала на другую планету. Это нормально? Не ходила в турпоходы? Вы с коллегами не устраивали вылазки на природу?

– Я делом занималась, товарищ капитан, – заявила Юля. – У меня было очень много работы, которую я люблю. Личная жизнь отсутствовала, на участке я разводила исключительно крапиву, дом был запущен. Каждую свободную минуту я бежала в музей. Я живу этим, Вадим. Копаюсь в старых пыльных эстампах, гравюрах, с головой ухожу в книги, составляю какие-то бесчисленные реестры и описи. Могу часами бродить по выставочным залам, наслаждаться работами великих мастеров, разглядывать под лупой структуру полотна.

– Сочувствую. – Вадим усмехнулся. – Я не эксперт в области живописи и прочего антиквариата. Бродить часами – это для меня чересчур. Тебе ни разу не предлагали принять участие в партизанском движении?

– Предлагали. – Юля поежилась. – Приходили несколько раз на дворцовую территорию люди с гор. Аркадий Петрович их как-то представлял мне, толком не помню. Предлагали поучаствовать в освободительном движении, собирать информацию о немецких солдатах и офицерах, приходящих в музей, прислушиваться к их разговорам.

– Ты, конечно же, отклонила это заманчивое предложение?

– Я считаю, что каждый должен заниматься тем, что у него получается лучше всего. – Юля не пряталась, смотрела ему в глаза. – Я все равно не могла раздобыть никакой информации. Немецкие офицеры не решали свои вопросы в музее. Они приходили туда отдохнуть, отвлечься. Особо не разговаривали, порядок не нарушали. Хотя всякое бывало. Однажды пьяный артиллерийский офицер бросился с ножом на полотно Саврасова, стал его кромсать, кричал про смерть евреям, коммунистам, всему ненавистному русскому. У нас охраны как таковой не было, его свои же оттащили, на пинках спровадили к выходу. Бывало, немецкие офицеры предлагали мне поучаствовать в вечеринках, склоняли к прогулкам, к откровенному разврату. Аркадию Петровичу приходилось бежать на помощь, заступаться. Его фигура, как ни странно, имела вес среди чиновников оккупационной администрации. Немцы понимали, что другого такого специалиста им не найти.

Минут через двадцать они лежали на краю террасы, укрывшись за охапками низкорослого можжевельника. Красноватая древесина источала приятный запах.

Перед их глазами развернулась идиллическая панорама морского берега. Они спускались именно там, где нужно. С подножия гор сползали северные предместья Элидии.

Улицы в этой части города почему-то носили имена русских классиков: Чехова, Добролюбова, Грибоедова. Они тянулись волнообразно, крыши низкорослых строений повторяли их конфигурацию. Здесь находился частный сектор.

Намного дальше, за центральными кварталами, ближе к морю, проступали башни Марининского дворца, величавый шпиль церкви Во имя усекновения главы Иоанна Предтечи. За ними начиналось море, уходило за горизонт, переливалось оттенками бирюзы.

Вадим всматривался в ближайшие кварталы. Бинокль сегодня не помешал бы, хотя на зрение капитан пока не жаловался. Строения жались в кучки, где-то отступали от пустырей и свалок, сползали по склонам.

По дороге тряслась грузовая машина, вписалась на малой скорости в узкий поворот.

Полицейский патруль возник между деревьями. Мужчины с винтовками за плечами лениво брели по тротуару.

– Вон там я живу. – Юля развела пахучие ветки, показала пальцем. – Третья по счету улица от горы. Отсюда плохо видно.

– К тебе мы сегодня не пойдем. Возможно, в доме у тебя засада. Или ее там нет, но проверять мы точно не будем. Улица Зыряновская где?

– Как раз под нами, – сообщила неплохую новость Юля. – Она короткая, на самой окраине, соединяет улицу Чехова и еще какую-то. Я не помню. Смотри внимательно от свалки до водонапорной башни.

Теперь он прекрасно видел эту улицу. Да, одно название. Проезжая часть вся в колдобинах, повсюду грязь. Несколько электрических столбов, на задворках кучка скал, пара полуразвалившихся строений, явно не использующихся. Вся улица – шесть участков.

Дома в этой части города были сложены из ракушечника, материала дешевого и не требующего доставки.

– Зачем нам эта улица? – спросила Юля.

– Сазонов подкинул конспиративный адресок. Зыряновская, дом четыре. Бережных Павел и Наталья. Работают на немцев в гаражном хозяйстве, но вроде наши люди. Василий Лукич уверял, что надежные. Вот только какой из этих домов четвертый?

– Подожди. – Юля задумалась. – Там всего шесть участков, по три на каждой стороне дороги. Четвертый, как ни крути, посредине, откуда бы ни шел счет строений.

– Сгоревшее здание мы по понятным причинам исключаем, – заявил Вадим. – Пожар был не вчера и не сегодня. Пепелище заросло бурьяном, там негде жить.

– В таком случае выбор невелик. Это дом с черепичной крышей.

– С остатками таковой, – поправил девушку Вадим.