Алексей всегда был способен к языкам, а освоив украинскийсловник Памвы Берынды, сыскавшийся у Василя, к тому же имея каждодневнуюразговорную практику, вскоре лихо балакал и писал по-малороссийски. Он оказалсяистинною находкою для Главача, ибо Василь, удальством своим уевшийся и туркам,и панам-ляхам до того, что они награды назначали за его буйную голову, делалсятише малого дитяти, когда дело шло о какой-либо бумаге. К тому же Волгарь,худо-бедно, был в прошлом человек служивый; ему удалось убедить и сотникаГлавача, и полковника Вишню, что знание некоторого воинского артикула никак неповредит казакам, ибо случалось им и бунтовать супротив начальства из-заопоздавшего жалованья, и приказы мимо ушей пропускать, а в мирную пору бывало,что в дуле толстенной, будто пан обозный, гакивницы[25] вили себе гнездо вороны…

Аккуратностью и педантичностью своею Лех Волгарь достигположения помощника пана сотника, и морочные вопросы дисциплины Главаччастенько и с охотою вверял ему.

И вот однажды утром на поверке Волгарь не обнаружил в строюСлавка. По прошествии небольшого времени оказалось, что он храпит подгакивницею, распространяя крепкий запах вчерашнего перегара.

Лех счел себя обязанным наказать Славка. Но без злости, авесело. Чего не делает бес, когда разум молод и своеволен?.. Леху ничего лучшене вошло в голову, как велеть уложить спящего на козлы, закрытые досками, и ввиде усопшего принять от сотни последнее целование.

Затея не самая умная… Казаки ж восприняли ее с неожиданнымвосторгом: заносчивого и привередливого Славка в сотне недолюбливали.

Приволокли попа; после трех чарок оковитой[26] он сделалсяпокладист и протяжно затянул, махая кадилом: «Со святыми упокой!»

Очнувшийся Вовк обнаружил, что руки его сложены на груди,пальцы обжигает стекающий со свечки воск, а над лицом его то и дело склоняютсяскорбные однополчане и с приговорками вроде: «Жаркого огоньку тебе на томсвете, пане-брате!», «Горячей смолки тебе за шиворот!» – крепко лобызают его влоб, немилосердно щекоча отвислыми усами.

Стоило Вовку рыпнуться, как его крепче прижали к доскам, недавая прервать обряд. И только когда весь строй приложился ко лбу Славка и он,в пух расцелованный, приподнялся, пылая яростью и жаждою мести, сотня,хранившая все это время суровое и даже печальное молчание, вдруг разразиласьнеудержимым хохотом.

Сердцем Славко тотчас почуял зачинщика и с кулаками кинулсяна Леха.

Драка, впрочем, была недолгая: спорщиков растащили, пригрозивобоим киями. Тем дело вроде бы и кончилось…

Тем вечером Дарина привечала Леха весьма прохладно, невзираяна недовольство отца, который, напротив, с детской радостью узнал, какразделали Славка.

– Дай свинье крыла, все б небо взрыла! Он, Славко, как разтаков! – наконец вынес приговор Главач, полагая, что эти слова положат конецдурному настроению дочери.

Она еще пуще взъярилась:

– Добро, что злые словеса не йдут на небеса!

И вылетела прочь из хаты.

– Ненька[27] ее к Славку благоволила, вот и дивчинка моятуда же, – пояснил сотник.

Но сердце предсказывало Волгарю, что не так все просто. Вконце концов Главач поведал вот какую историю.

Славко и Дарина – оба из Полтавы. Отец его доводился дядеюматери Дарины. Росли дети вместе, еще с малолетства дразнили их женихом иневестою, да кто же принимает всерьез детские игры?.. Одним из таких немногихоказался, однако, Славко.

Когда они были еще в ребячестве, случилось им быть навенчании общей родственницы. В суматохе никто не заметил, как Славко потянулДарину стать с ним рука об руку за спиною новобрачных. Свадьба, как то водитсяв Малороссии, шла вполпьяна, а потому никто не заметил ни особенной серьезностидетишек, ни их шепота – эхом ответам жениха и невесты священнику; ни того, какони обменялись колечками, сплетенными из ивового прута. И только когда молодыепошли вкруг аналоя, а Славко с Дариною двинулись за ними, шалость обнаружили.

Славка, конечно, высекли, Дарине сие тоже не сошло с рук.Дело завершилось общим смехом. Дети отнеслись к случившему иначе… И если годыпочти развеяли у Дарины воспоминания о том венчании и нерушимости данных вомладенчестве клятв, то для Славка они всегда оставались святы.

Услыхав сию историю, Лех побледнел так, что Василь принужденбыл поднести ему чарку первача и тем только привел в чувство. Главач порешил,что ревность обуяла молодого москаля, а тот с горечью понял, что, оказывается,еще не погасла для него злоехидная насмешка Судьбы, ибо уже второй раз в егожизни нечаянная свадьба становится препятствием к счастью…

И он, с прошлой осени ставший фаталистом, не мог отнынесмотреть на Дарину с былым вожделением. «Ну, ничего, буду держаться с Дариноюлишь как с милою сестрою; со временем и она станет относиться ко мне лишь как кбрату. Время ведь все пожинает!»

Изречь сие было куда легче, нежели вырвать из сердцазарождающуюся страсть. Так минул почти год, но видеть Дарину было Леху все женелегко; и он искренне обрадовался предложению Главача разделить его внезапноепутешествие.

* * *

Весть о свадьбе сына, которую готовился закатить родной братВасиля, Гриц Главач, привез Славко. Ему об том сделалось ведомо черезстаринного приятеля, который за делом направлялся в Переволочку, случайновстретился там с Вовком и передал приглашение.

Василь был очень доволен. Весточка от брата, с коим он невиделся уже добрых пять лет, взволновала его до глубины души, ибо не раз за этигоды доходили до Грица слухи о погибели его удалого младшего брата, лютоговрага всех басурман и католиков. И вот явилась возможность встречи!

Дарина, конечно, рвалась поехать с отцом, да, на беду,занемогла. Пришлось оставить ее дома, под присмотром Рудого Панька,относившегося к Дарине с приязнью доброго дядюшки. В попутчики себе, как ужебыло сказано, Василь выбрал Леха Волгаря. Тот согласился с охотою, несмотря наобиженно поджатые вишневые губки Дарины и откровенную радость, сверкнувшую вбольших, по-девичьи красивых, темно-серых очах Славка…

Взяв нужный припас и двух запасных лошадей, они тронулись впуть майским ласковым утром.