Я вытащила рабочее удостоверение.

– Вот!

Мира Львовна внимательно изучила корочки.

– Замечательно! Вас мне бог послал!Сейчас дам вам координаты Вали, ступайте к ней да порасспросите, а я Валюшкепозвоню, предупрежу о вашем приходе. Сделайте передачу, пусть люди узнают,каков Богодасыср на самом деле. Может, тогда кое-кто призадумается и егонаконец уволят? Иначе нам никак от мерзавца не избавиться. Да вам и педагоги, иродители памятник поставят.

– Кто такая Валя?

– Жена Богодасысра.

– Бизнесвумен?

– Нет. Первая супруга, моя подругахорошая, Валюша, – зачастила Мира, – только директор не в курсе, чтомы общаемся, иначе б давно меня со свету сжил. Вы никому не говорите,ладненько? Пишите адресочек! Уж Валюшка такое сообщит про Аллочку! Но к нейнадо после четырех приходить, с утра Валюша на работе.

Положив бумажку с адресом в сумочку, япоспешила к Олесе. Путь к ее дому лежал мимо метро, плотная толпа втекала ивытекала через стеклянные двери, чуть поодаль теснились столики, на которыхбыли навалены всякие дрянные товары: носки, расползающиеся в руках, фломастеры,не желающие писать, мыло, не отмывающее грязь, и полотенца, которые непромакивают воду, а смахивают ее с вашего тела. Но люди смотрели на цену ибойко расхватывали никчемные вещи.

Я стала продираться сквозь толпу, удивляясьпро себя глупому поведению окружающих. Ладно, вон та ручка стоит четыре рубля,дешевле только даром, но ведь с ее помощью нельзя написать ни одной буквы! Нелучше ли приобрести в магазине стило за десятку и спокойно им пользоваться? Ох,не зря экономные немцы говорят: «Мы не настолько богаты, чтобы покупать дешевыевещи». Ну как вы думаете, что лучше – схватить несколько стержней по четырецелковых и понять, что они не принесут никакой пользы, или купить нормальный«шарик»?

Мы вот с Катюшей давно сообразили, что бываетглупая экономия. Ботинки из искусственной кожи на синтетическом меху,смастеренные ловкорукими вьетнамцами, не переживут даже один зимний месяц,придется снова покупать обувь. А хорошие, качественные сапожки с цигейкойпрослужат два, а то и три сезона. Элементарное знание математики покажет, чтодорогая вещь выйдет в конце концов выгодней дешевой.

И тут мой взор упал на шарфик. Я пришла вполный восторг – такой красивый, нежно-розовый. Ноги сами собой подбежали кстолику.

– Сколько? – поинтересовалась я уторговки, круглощекой девахи с лукавыми глазами.

– Это фирма, – предупредилата. – Дерьмом, как некоторые, не торгую! Сама товар вожу, а потом торгуюсебе в убыток. Пятьдесят рублей!

Я пощупала тоненький, похожий на марлюматериал. Наверное, неноский, но какой красивый. В конце концов, пять десятокне такая уж и накладная сумма…

– Давай вон тот, который слева висит.

Торгашка сняла приглянувшийся мне шарфик испрятала деньги в напоясную сумку, я повязала обновку на шею и посмотрелась взеркало. Однако и повезло мне сегодня!

Забыв о всех делах, я пялилась в пудреницу.Нет, все-таки розовый самый мой цвет, от него бледные щеки приобретают нежныйоттенок, глаза становятся ярче…

– Думаешь, триста баксов всучили, ивсе? – прохрипел сбоку знакомый голос.

Мои глаза оторвались от зеркальца, взорпереместился влево.

У стены, на которой висели телефоны-автоматы,стояла Алла. Я мгновенно спрятала лицо в шарфик, но девушка не обратила на меняни малейшего внимания, она была целиком и полностью поглощена своим разговором.

– Легко отделаться решили, –восклицала совершенно трезвая на этот раз пьянчужка. – Не пойдет! Гонимонету! Во хитрые! Кстати, колясочку я припрятала, в случае чего могу в милициюотвезти! А, не нравится! Тогда денежки на стол! Еду! Хорошо! Где? За десятьминут доскачу! Хорошо, погожу! Но если не привезешь, мигом колясочку отопрументам. Э-э! Не дура, не скажу! Вернее, не так, ты мне квартиру купи, я тебекороб верну. Ха-ха-ха! Давай помаленьку! Все! Торопись! Ладно! А он точно даст?Обещаете? Ну… идет! Подожду, раз так. Ежели вы ко мне с заботой, тодоговоримся!

Бросив трубку, Алла рванулась в метро, я,по-прежнему замотавшись шарфиком, бросилась вдогонку, в вагон, тесно набитыйпассажирами, мы ворвались вместе. Я очень боялась, что Вяльская узнает меня, нодевушка, уцепившись за поручень, закрыла глаза. На лбу у нее появились капелькипота. Очевидно, Аллу трепало за шкирку похмелье, а еще через секунду ясообразила: алкоголичка вчера, небось, даже не разглядела гостью как следует,не до незнакомой тетки ей было, хотелось залить пожар в организме.

Алла доехала до последней станции, вышла наулицу и снова схватилась за уличный телефон. Я молча встала сбоку, в случае,если Вяльская рявкнет: «Чего тут устроилась?», с негодованием отвечу: «Тыавтомат купила? Позвонить хочу!»

Но Аллочка не замечала никого вокруг, ей,похоже, стало совсем плохо. Щеки приобрели нездорово-синюшный цвет, лобпожелтел, губы стали ярко-красными, просто багровыми.

Я попыталась рассмотреть номер, который онанабирала, но потерпела неудачу, различила лишь первую цифру «8», остальныезакрыла ее трясущаяся ладонь.

– Ну и чего? – прохрипелаАлла. – Уже прикатила. Где? Куда? Точно даст? Значит, у пруда? Ладно!

Опять оставив трубку просто болтаться нашнуре, Вяльская побрела вдоль ларьков, я пошла за ней. Девушка, с трудомпередвигая ноги, дотащилась до крохотного стеклянного павильончика и вошлавнутрь. Я осталась снаружи и стала наблюдать за событием через большое окно,внутри торговой точки не было никого, кроме Вяльской и продавца, тощего юноши сподбородком, заклеенным пластырем, поэтому мне показалось лучшим решениемостаться на улице. Вдруг алкоголичка удивится и задаст себе вопрос: «Этаженщина, прикрывающая лицо розовым шарфиком, ехала со мной в одном вагоне, потомстояла у телефона, затем приперлась в лавку. Чего бабенке надо?»

Впрочем, наверное, я преувеличиланаблюдательные способности пьяницы, похоже, Алле ничего, кроме водки, сейчас ненадо.

Через стекло было хорошо видно, как Вяльскаясказала что-то торговцу. Парнишка нырнул под прилавок, потом протянул девушкебутылку. Алла нежно прижала ее к груди, вышла на улицу и с непонятно откудапоявившейся резвостью побежала направо, налево, прямо… Я еле-еле поспевала задевицей.