Джамал, напротив, не скрывал своего любопытства, только при каждом вопросе смущенно глядел в сторону и улыбался, слыша ответ. Откуда вы? Вы женаты? Что вы думаете о Сомали? У вас есть машина?

Абдулла тоже сел, но я чувствовала скованность в его присутствии. Скучным голосом он сообщил, что ему тоже восемнадцать лет и что он ведет джихад.

– Солдат, – сказал он и с гордостью коснулся своей груди.

Я ощущала на себе его взгляд, когда он это говорил, хотя сама смотрела в сторону.

К еде мы с Найджелом не притронулись – есть при них означало демонстрировать свою слабость.

Джамал сказал, что у него есть невеста и вскоре они поженятся.

– Красивая? – спросила я.

Он застенчиво втянул голову в плечи и безудержно заулыбался.

– Да, красивая.

– А когда свадьба?

– После этого.

– Скоро?

– Да, – кивнул он, – иншалла. Свадьба это… – Он сложил пальцы щепотью.

– Дорого?

– Да, да, – закивал Джамал, обрадованный тем, что его поняли.

Я догадывалась, что значит «после этого». То есть когда они получат выкуп. Скорее всего, Джамалу было плевать на джихад. Он ждал, чтобы ему заплатили и он мог поехать домой и жениться на своей девушке.

– Вам осталось жить семнадцать часов, – уведомил нас Али, когда мы совершили ежевечернюю прогулку до туалета и снова уселись в комнате.

Найджел лег на бок и отвернулся к стене. Я была на удивление спокойна, даже странно обнадежена. Али уйдет, и вернется жизнерадостный Джамал. С ним хоть немного легче. Найджел отрешенно молчал. За целый день я не услышала от него ни одного слова поддержки или просто доброго слова.

– Эй, вы слышите? – разозлился Али.

– Да.

– Вы скоро умрете.

У меня ломило бедра от сидения на жестком цементном полу. Все кишки внутри высохли от жары. Меня тошнило от его подлости. Мне стало все равно.

– Ну, – начала я, готовясь произнести весьма легкомысленные слова, – уж если такова воля Аллаха…

Али тотчас взбеленился. Он подскочил, словно собирался ударить меня.

– Ты, – зашипел он сквозь зубы, – ты думаешь, это шутка? Если ты готова умереть, так и скажи.

Я струсила.

– Нет, нет, нет, простите, – испуганно забормотала я, давая волю страху, ведь если много часов подряд копить внутри страх, то рано или поздно он возьмет свое. Найджел повернулся на спину и тихо слушал. – Я знаю, что это не шутка, брат мой. Я не хочу умирать. – Я опустила голову. – Но если настало мое время, то я ничего не могу поделать. Это я хотела сказать.

Али внимательно смотрел на меня. Даже его гнев немного улегся. Мне в голову пришла одна идея, возможность.

– Если мне суждено умереть, – сказала я, призывая на помощь всю свою кротость, – то мне хотелось бы прежде побеседовать с имамом.

Он удивленно склонил голову набок:

– Нет. Это право имеют только мусульмане.

В Сомали много предусмотрено только для мусульман. Потому что почти каждый тут мусульманин.

– Что ж, – сказала я, думая, что это хоть ненадолго продлит мне жизнь, – возможно, я захочу перед смертью обратиться в мусульманство.

В ту ночь нас снова повезли куда-то в «судзуки» Ахмеда вместе с кучей сомалийцев, закутанных в платки. Среди них были Ахмед, Адам, Али и Яхья. По дороге их автоматы бились о рожки с патронами, перекинутые через плечо. Адам сидел за рулем. Абдулла, злой напарник Джамала, ехал сзади, нацелив нам в затылки АК-47.

Ахмед, который пришел за нами часом ранее, одарил нас своей обычной солнечной улыбкой и говорил с неизменной профессиональной вежливостью сотрудника пятизвездочного отеля.

– Все в порядке? – спросила я.

– Да, да, все хорошо, – отвечал он.

– А как насчет двадцати четырех часов?

Он сделал вид, что удивлен.

– Ах, мы вам дадим больше, ноу проблем. Мы поселим вас в хорошем доме. Прошу прощения, что вам пришлось спать на таких неудобных кроватях.

Мы не знали, верить или нет.

Машина ехала вдоль деревенской улицы, из-под колес летел песок. Мы с Найджелом крепко держались за руки. Судя по виду за окном, мы никуда не уезжали – все те же стены и низкие колючки. Адам в черных очках энергично крутил руль. Двигатель ревел, пытаясь найти сцепление. Я спросила Адама:

– Вы дозвонились нашим родным?

– Да-да. – Он обернулся через плечо и посмотрел на Найджела: – Я говорил с вашей сестрой. Она… как это говорится?.. паникует. – Адам довольно оскалился, сверкая щербиной.

Горло у меня сжалось.

– А с моими родителями?

– Ваша мать – да, – небрежно ответил Адам, – она в порядке.

И больше ничего не сказал.

Новый дом находился недалеко и почти ничем от старого не отличался. Через десять минут мы остановились у другой высокой стены, и нас гуськом провели через узкую металлическую калитку. Мальчикам пришлось плотнее прижать автоматы, дабы пролезть в дверь. Тут мы увидели песчаный двор и одноэтажную постройку. На крыльце уныло болтались обвисшие бельевые веревки. Внутри почти все оказалось знакомым, разве что в доме было электричество и маленький туалет с настоящим унитазом, промывать который следовало водой из ведра.

Два конвоира отвели нас в сырую комнату с парой грязных матрасов на полу. Всю дальнюю стену покрывала черная плесень. Когда солдаты вышли, мы с Найджелом, не сговариваясь, растащили матрасы в противоположные стороны, как можно дальше друг от друга.

Адам принес какие-то пакеты и швырнул их нам. На лице его при этом читалась непритворная гордость. Он знаком велел открыть пакеты. Там была одежда. Найджел получил двое шортов и брюки, а я мужские джинсы, две мужские рубашки и маленькую юбку с блестками, годную разве что для ребенка. Все было новое. Еще Адам купил мне блокнот, ручку, шампунь «Хед энд Шолдерс» два в одном, туалетную воду, мыло, зубную щетку и семейную зубную пасту. Он был очень доволен своей рачительностью. Взглянув на Найджела, я увидела, что он держит в руках такой же огромный тюбик зубной пасты.

Если они и собирались убить нас, то, видимо, не слишком скоро.

Меня захлестнула волна облегчения, которую сменило чувство жуткой усталости. «Боже, – думала я, глядя на зубную пасту, – сколько они будут нас тут держать?», а вслух сказала:

– Ого, как тут много!

Адам улыбнулся, польщенный.

– О, – он воздел руки, – вы мои брат и сестра. И можете видеть, что это настоящая паста «Крест»…