словно давая понять, что знает меня лучше остальных, что уже касался, подглядывал за мной в ванной. Любопытные Гаёвки-сестрицы осторожно подошли ближе, окружили, сплели руки в хороводе. Запели тонко-тонко, и хоть я не понимала слов, но чувствовала, что это приветственная песня. Когда они закончили и расступились, я увидела перед собой настоящую сказку.

Тропинка, уходящая в заросшую часть парка, с двух сторон теперь подсвечивалась многочисленными огоньками светлячков, напоминая взлетную полосу. Только по полосе этой не хотелось бежать, ноги шли медленно, словно специально позволяли мне оглядеться вокруг, не упустить ничего. Светлячки не только сидели в траве, но и крохотными фонариками кружили в воздухе, невидимые струны какого-то музыкального инструмента наполняли воздух волшебной мелодией, а из темноты смотрели на меня необычные существа.

Я видела мохнатых стариков с черными, как смоль, лицами; видела прекрасных нагих дев, стыдливо прикрывающихся длинными рыжими локонами; видела блестящие спины извивающихся в траве змей, любопытные маленькие глазки зайцев и многое, многое другое. Кого-то я узнавала по скупым описаниям Веры, кто-то был мне неизвестен, но все они смотрели на меня, будто оценивали, решали, достойна ли я стать новой Хранительницей.

Дойдя до болота, я увидела в отражении черной воды, подсвеченной лишь луной и звездами, что и сама теперь выгляжу иначе. На мне больше не было скромной пижамы, ее заменило длинное кружевное платье, будто сотканное из тончайших нитей тумана, украшенное светящимися в темноте водяными лилиями. Волосы, которые я обычно заплетаю на ночь в косу, рассыпались по плечам, стали ярче, горели рассветным заревом. Просто удивительно, что я могла рассмотреть такие детали. Я шла теперь по воде, но не чувствовала ни холода, ни страха. А вокруг меня кружились в воздухе болотные огни, пели тоненькие голоса, шелестели листья на деревьях, складываясь в таинственную, но больше не страшную мелодию.

Не знаю, как долго это продолжалось, я потеряла счет времени. Только когда небо на востоке начало розоветь, предвещая скорый рассвет, нечисть наконец отступила от меня, сливаясь с темнотой и растворяясь в ней. Погасли огни светлячков, стихла мелодия воздуха, растворилось туманное платье. В конце концов на болоте осталась только я и одна из русалок. Я узнала ее: это она сидела на старом колодце. Сейчас она подошла ко мне ближе, коснулась длинными пальцами моих волос, приподняла один локон, приложила к своим, и только теперь я заметила, что ее волосы точно такого же светло-рыжего цвета, как и мои. А ведь тогда, у старого колодца, они казались мне темными, почти черными. Я открыла рот, чтобы спросить, кто она, но русалка стремительно приложила палец к моим губам, веля молчать. Во рту появился привкус тины и рыбьего жира, но сейчас он не показался мне отвратительным.

Убедившись, что я поняла намек, русалка скользнула рукой вниз и взяла меня за руку, переплела наши пальцы, и я почувствовала в ладони что-то тонкое, прохладное.

– Дверь, – едва слышно прошелестела русалка, я даже не была до конца уверена, что ее голос прозвучал наяву, а не у меня в голове.

Она отпустила мою руку и шагнула в предрассветную темноту, а я осталась одна. Подняла руку и увидела, что держу ключ. Тот самый, который она уже давала мне, который подходил к замкам на гробах в усыпальнице. Но почему она сказала «дверь»?

Стоило только задать этот вопрос самой себе, как я поняла: этот ключ открывает не только гробы, но и дверь в подвале.

Страшно мне не было. Страх окончательно ушел в тот момент, когда я открыла стеклянную дверь и вышла в новый мир. Может быть, еще не до конца в него поверила, точно не знала, останусь ли в нем, но больше не боялась.

Болото отпустило меня легко. Не цеплялось за ноги прошлогодней травой, не пыталось утопить в черных зеркалах воды. Я дошла до дома гораздо быстрее, чем тогда, когда впервые познакомилась с ним, хотя была гораздо дальше.

Надев кроссовки на босые ноги, спустилась в подвал и, не обращая внимания на скользнувшего за стеллаж Домовика (кстати, почему это он не явился знакомиться?), подошла к двери. Замешкалась лишь на мгновение, прежде чем вставить ключ в замочную скважину. Подошел. Не ошиблась.

Ключ поворачивался с трудом, а чтобы открыть дверь, мне и вовсе пришлось приложить усилия. Тем не менее спустя несколько минут упорного труда, дверь приоткрылась настолько, чтобы я могла через нее протиснуться. Идти в полную темноту с фонариком в мобильном телефоне было глупой затеей, но чего-то лучше я нигде не нашла.

Тоннель оказался узким и невысоким, порой даже приходилось пригибать голову, чтобы не удариться. Выкопан он был прямо в земле, а чтобы не обрушился, его подпирали деревянные балки. Пахло влажной землей и неизменным болотом, воздух был спертым, раздирал горло, иногда вызывал приступы сухого кашля.

Было похоже, что уже очень много лет сюда никто не заглядывал. Я не встретила на своем пути даже паутины, не говоря уже о каких-то животных вроде летучих мышей. И, честно говоря, была этому несказанно рада. Сердце и так колотилось в горле, если бы мне навстречу кто-то вылетел, орала бы как резаная. Я говорила, что страх ушел? Соврала. Просто любопытство теперь стало сильнее.

Сколько я прошла, не могла предположить. По времени – двадцать две минуты, по расстоянию – даже приблизительно не знаю. Мне повезло еще и в том, что тоннель, хоть и изгибался, уходил то вверх, то вниз, но не имел никаких ответвлений. Куда бы я ни шла, я совершенно точно вернусь обратно. По крайней мере, хочется на это надеяться.

Тоннель закончился внезапно. Вот только-только я шла себе дальше, осторожно касалась рукой влажной земли, как вдруг, завернув за очередной поворот, уперлась в стену. Такую же земляную стену, как и те, что окружали меня до этого. Как такое может быть? Для чего был вырыт этот тоннель, если в нем нет никаких ответвлений, никаких помещений для хранения? Единственное, что приходило мне на ум, это что он не был закончен. Какая-то цель у него предполагалась, где-то он должен был выйти, но почему-то его не достроили.

Я так и ушла бы, если бы вдруг перед моими глазами что-то не сверкнуло. Вспышка была слабенькая и тут же погасла, но я успела понять, что тоннель не обрывается ничем. Подняла телефон повыше, обернулась вокруг своей оси и наконец заметила: дверь здесь есть, просто не в стене, а в потолке. Она была деревянной, напоминала крышку погреба и со временем чуть-чуть рассохлась, образовала тоненькую щель, через которую я и увидела лучик света. Должно быть, солнце уже поднялось высоко и заглянуло в комнату, куда выходила дверь, а я увидела его через эту тонкую щель. Стоило мне отойти чуть в сторону, как из щели вниз, ко мне в тоннель, протянулась узкая полоска света, в которой закружились в танце крохотные пылинки.

Чтобы заглянуть в эту щель, мне пришлось подняться на носочки, и все равно я почти ничего не смогла разглядеть. Осмотрелась в попытках найти, на что встать, но в тоннеле совсем ничего не было. Пришлось довольствоваться собственным ростом.

Дверь определенно вела в комнату в каком-то доме. О том, что это не сарай, говорило окно, через которое заглядывало солнце, и наличие какой-то мебели. Какой именно, увы, я не видела. Как не могла и оценить реальные размеры комнаты.

Положив телефон на пол, я уперлась руками в дверь и попыталась приподнять ее, но у меня ничего не вышло. Внимательно осмотрела каждый сантиметр, но не нашла ничего, куда можно было бы вставить ключ. Петли для замка висели, а вот самого замка не было. И дверь не открывалась. Должно быть, металлические части заржавели за годы неиспользования и теперь не поддавались мне.

Значит, тоннель связывает два дома. На детском рисунке, который я когда-то нашла, в усадьбе были обозначены два дома: Большой, в котором живем мы, и так называемый Желтый, где когда-то останавливался Михаил Вышинский со своей семьей. Может ли тоннель соединять эти два дома? И если может, то