Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джим попятился и рукой нащупал ручку двери.
– Ладно. Ладно. – Он открыл дверь, примирительно улыбнулся и вышел.
Стив, ухмыляясь, стоял возле стола.
– Недолго же ты там пробыл, а?
– Ты уволен. – Джим повернулся к нему. – Очищай свой гребаный стол. Больше тебя в газете не будет.
– Эй, погоди! – Ухмылка исчезла.
– Ты меня слышал.
– Я просто пошутил! Джим…
– Чтобы я тебя больше здесь не видел, – сказал Паркер.
Проходя по комнате к своему столу, он даже не обернулся.
– Здравствуйте, доктор Эмерсон.
Проходя мимо стола секретаря, Йен кивнул Марии и подошел к почтовым ячейкам.
– Как дела, Мария?
– Были бы еще лучше, если б вы сообщили мне свое расписание. Прошел уже месяц, студенты звонят по поводу приемных часов, а мне нечего им сказать.
– Простите, – извинился Йен. – Я забыл. Сегодня обязательно сообщу.
– Это я уже слышала.
В его ячейке лежало несколько писем, и Йен выгреб их, глубоко засунув в нее руку. Стоя рядом со столом Марии, быстро просмотрел почту. Ту, что была ему не нужна, он выбросил в корзину для бумаг: рекламу нового учебника английского языка периода романтизма, брошюру о какой-то компьютерной программе, протокол последнего заседания кафедры…
А это что такое?
В руках у него был пухлый конверт, на котором значилось его имя, доставленный, по-видимому, курьером.
Эмерсон с любопытством открыл его.
Внутри он нашел план кампуса. Здесь же были другие планы и поэтажные чертежи зданий и проходящих по ним трубопроводов и электрических кабелей. Он понял, что это схематические планы университетских коммуникаций.
На каждом таком рисунке стояли две или три красные пометки «Х».
Повернувшись к Марии, Йен показал ей конверт и схемы:
– Вы не знаете, кто это принес?
– Сегодня никто ничего не приносил, – секретарша покачала головой. – Может быть, вчера вечером?
Под планами и рисунками оказалась еще одна бумага со списком различных химикатов. Эмерсон просмотрел список и прочитал короткую строчку в самом низу под списком. Это была какая-то формула или же рецепт, и хотя прямо на это нигде не указывалось, он решил, увидев слово «глицерол», что это инструкция по производству взрывчатки.
Йен вновь просмотрел рисунки, обращая внимание на отметки «Х». Это что, угроза подложить бомбу? Или в отмеченных местах бомбы уже заложены?
Йен быстро сложил бумаги. Надо отнести их в полицию, и пусть там решают…
– Доктор Эмерсон?
Он поднял глаза.
Мария показывала на небольшой листик бумаги, выпавший на пол.
– Это из вашей почты.
Нагнувшись, он поднял листок. «План уничтожения Зла» – было напечатано в его верхней части. А под этими словами, почти нечитаемым почерком, были нацарапаны два слова: «Скоро позвоню». Они были подписаны инициалами Г. и С.
Г.С.?
Гиффорд Стивенс?
В биографии на четвертой сторонке обложки говорилось, что Стивенс является экспертом в области разрушений.
И это тоже было очень странно. Йен перечитал записку, пересмотрел рисунки и изучил рецепт бомбы. Он знал, что должен передать все это в полицию, рассказать там все, что знает, и передать им «диссертацию» Стивенса. Очевидно, этот человек планирует взорвать Университет. И не менее очевидно, что он выбрал Йена своим помощником.
Но что-то удерживало его, что-то мешало пойти прямо в полицию, и он вновь развернул бумаги, вложил их обратно в конверт и вышел из приемной, направившись в собственный кабинет. Здесь сел за стол, подумал несколько минут и вновь перечитал список химикатов. Затем достал из среднего ящика стола университетский телефонный справочник и позвонил на химический факультет Ральфу Скофилду, чтобы выяснить, действительно ли можно из всего этого сделать бомбу.
* * *
По дороге домой Эмерсон остановился возле «Карл’з Дж», чтобы купить себе чизбургер с беконом, порцию тонко нарезанной картошки и огромный шоколадный шейк.
Он все еще испытывал стыд, покупая нездоровую пищу.
Влияние Сильвии.
Ел Йен в машине, пока стоял на светофорах, так что когда он добрался до дома десять минут спустя, с едой было покончено.
В полицию Эмерсон так и не позвонил, хотя и собирался сделать это несколько раз в течение дня. Но в конце концов он не стал сообщать о Стивенсе соответствующим органам, хотя и не мог объяснить самому себе почему. Это была действительно инструкция по изготовлению очень мощного взрывного устройства, а дальнейшие осторожные расспросы нескольких ремонтных рабочих показали, что бомбы, расположенные в тех местах, которые были отмечены знаком «Х», нанесут зданию наибольший ущерб.
И все равно Йен никому об этом не сказал.
Он не хотел в это верить, не хотел об этом думать, но теперь было понятно, что он в какой-то степени верит в теорию Стивенса.
И это было жутко.
Йен зашел в дом, выбросил пустые обертки в мусорное ведро и налил себе холодной воды из кувшина, стоявшего в холодильнике, после чего прошел в гостиную и позвонил Элинор. Дома ее не оказалось, но в сообщении на автоответчике говорилось, что она уже едет к нему.
В гостиной царил бардак, оставшийся с утра – газеты разбросаны, стол с остатками завтрака стоит возле дивана, – так что он быстренько прибрался, сложив посуду в посудомойку, а газеты собрал и оставил возле мусорного ящика на улице. После этого вернулся в гостиную, осмотрелся, поправил несколько подушек, а потом уселся на диван и включил ящик, притворившись, что уже давно расслабляется в аккуратно прибранной комнате.
Слава богу, он успел купить себе эту вредную пищу!
Йен взглянул на часы. Как раз начало часа и лучшее эфирное время. Так что он уже успел пропустить новости на местном и национальном каналах, и ему пришлось переключиться на Си-эн-эн.
– Главная сегодняшняя новость, – сообщил Бернард Шоу, – это взрыв в Университете Мехико, во время которого были убиты десять и ранены сорок три человека.
На записи было видно многоэтажное здание без одной стены, со смотрящими прямо на улицу внутренностями нескольких этажей. Спасатели разбирали завалы на земле, а к поврежденным этажам вели приставные лестницы. Сцена напоминала землетрясение, случившееся несколько лет назад.
– Сейчас у нас на связи доктор Гиффорд Стивенс, специалист по разрушениям из Америки, который случайно оказался в университете во время взрыва.
Камера изменила угол, и на экране появился Стивенс, стоящий перед разрушенной кирпичной стеной с микрофоном в руках.