в год, но, поскольку соль необходима как богатым, так и бедным, этот налог был регрессивным, наиболее жестко ущемляя бедное население. В сопровождении журналистов и репортеров со всего света, Ганди 12 марта 1930 года покинул свой ашрам в Сабармати и отправился в 380-километровый поход в Данди на западном побережье Гуджарата, сказав, что те, кто пойдут с ним, не вернутся обратно, пока Индия не станет свободной. Каждый день огромные толпы собирались, чтобы помолиться вместе с ним. К тому времени как он добрался до Данди, его сопровождали десятки тысяч человек. 5 апреля он совершил омовение в море и набрал на пляже пригоршню соли – простое, но глубоко символичное действие. Всю эту историю правительство оставило без внимания, взамен сосредоточившись на массовом аресте лидеров Конгресса. Ганди тоже был арестован, но в последующие недели и месяцы сотни тысяч человек последовали его примеру – такого отклика не ожидал даже сам Ганди.

В последние месяцы 1930 года обе стороны поняли, что зашли в тупик. Боясь, что Конгресс перейдет к более насильственным методам, Ирвин пригласил Ганди на переговоры в Дели. В лице Ирвина Ганди наконец обрел вице-короля, который с сочувствием отнесся к требованиям умеренных националистов. По мнению Ирвина, Махатма – «лидер с очень ясной головой, логичный, энергичный, смелый, с необычайной тягой к утонченному». Уважение было взаимным – Ганди говорил: «Я побежден не лордом Ирвином, но его честностью». Фотографии Ганди в его фирменном дхоти и с дорожным посохом, поднимающегося по ступеням вице-королевского дворца, стали для Уинстона Черчилля поводом высмеять Ганди в палате общин, назвав его адвокатом из Миддл-Темпла, превратившегося в полуголого факира, каких на Востоке полно. И все-таки эти беседы имели успех и привели к заключению пакта Ганди – Ирвина. Акции гражданского неповиновения приостанавливались в обмен на освобождение более 60 000 заключенных из-за участия в соляных маршах. К тому же Ганди согласился присутствовать на Второй конференции Круглого стола в Лондоне (первую Конгресс бойкотировал), чтобы участвовать в разработке конституции Индии.

Ганди добрался до Англии морем и 12 сентября 1931 года прибыл в Лондон. Через три дня, все еще в дхоти и накидке, он обратился к делегатам конференции, которых собралось более сотни. Его присутствие в Лондоне бурно обсуждалось в прессе. Но недели разговоров застопорились на вопросе о предоставлении парламентских кресел религиозным и иным уязвимым группам. Требования Ганди о непосредственном и полномочном правительстве проигнорировали. Разочарованный, он уехал из Лондона в декабре 1931 года.

К тому времени как он вернулся в Индию, лорда Ирвина сменил архиконсервативный лорд Уиллингдон (1866–1941), который явно намеревался сохранить власть Британии над Индией, чего бы это ни стоило. Конгресс ответил ему второй кампанией гражданского неповиновения. Правительство отреагировало еще более жесткими репрессиями, объявив Конгресс вне закона и арестовав более 100 000 человек. Повсюду происходили кровавые столкновения, и Ганди был вынужден вновь приостановить агитацию.

Дело сдвинулось с мертвой точки в 1935 году, с Законом об управлении Индией и самым длительным в истории английского парламента рассмотрением законопроекта. Этот закон, принятый в августе, позволял провинциям, руководство которых избиралось, становиться автономными по отношению к центральному правительству, а избирательным правом теперь обладала шестая часть индийского населения, причем впервые право голоса получили и женщины. Сложные правила предоставления голоса были сформулированы на 51 странице; некоторые люди лишались права голосовать, например сикхи в мусульманском избирательном округе. Ассамблея в Дели насчитывала 250 кресел, половину которых занимали представители княжеств, и делила исполнительную власть с центральным правительством. Хотя этот закон и был шагом вперед, но больше походил на еще одну попытку выиграть время.

Джавахарлал Неру (слева) и Рабиндранат Тагор (справа) разделяли позицию по секулярной Индии. Неру, в свою очередь, находился под глубоким влиянием трудов бенгальского лауреата Нобелевской премии и его теории универсальности

Одним из тех, кого этот закон разочаровал, оказался Джавахарлал Неру (1889–1964). Неру родился в 1889 году, закончил Харроу и Кембридж и так же, как и Ганди, изучал право в Иннер-Темпле. Его отец Мотилал служил барристером в верховном суде Аллахабада и в 1919 году был избран председателем Конгресса. В 1923 году Неру был выбран генеральным секретарем Конгресса и вскоре сделался его главным идеологом. Его труды, написанные главным образом за долгое время пребывания в тюрьме, противоречили распространенному в Британии мнению, будто Индия – раздробленная страна, разделенная религиями, кастами и языками, которая только и ждет, чтобы добрые колонизаторы ее объединили. Неру обозвал пресловутый закон «хартией рабства», составленной нарочно, чтобы сохранить британское правление. Он сравнивал этот одержимый безопасностью документ с машиной, у которой мощные тормоза, а двигателя нет вообще.

Некая мечта о единстве занимает умы Индии начиная с самой зари цивилизации. Это единство не достигается, как что-то привнесенное извне, как стандартизация внешних признаков, даже взглядов. Оно гораздо глубже, в нем заложена широчайшая терпимость к образу мыслей и обычаям, и всякое различие принимается и даже приветствуется.

Неру о единстве Индии

Несмотря на недоверие Неру, в марте 1937 года на провинциальных выборах в Индии участвовали депутаты от Конгресса. Когда подсчитали голоса, оказалось, что эта партия абсолютным большинством голосов одержала победу в пяти провинциях. После заверений в том, что правительство не будет использовать особые полномочия, Конгресс сформировал министерства во всех провинциях, кроме Пенджаба, Синдха и Бенгалии. И напротив, Мусульманская лига едва наскребла четверть из 482 мест, зарезервированных для мусульман. На приготовления Али Джинны к формированию коалиций в нескольких провинциях Конгресс ответил холодным равнодушием, ведь на волне народной популярности и поддержки он мог контролировать почти все сферы деятельности правительства, не считая безопасности и обороны.

Такое отмежевание Конгресса от Лиги не оставило никаких надежд на то, что индусы и мусульмане пойдут к независимости рука об руку. Мусульмане чувствовали на себе растущую враждебность, раздуваемую индусскими шовинистскими партиями, наиболее влиятельной из которых была Всеиндийская партия Хинду Махасабха. Как считал председатель Махасабхи В. Д. Саваркар (1883–1956), индусов объединяют «узы, которыми мы связаны с нашим отечеством, и общая кровь, которая течет в наших жилах, а также узы общего долга перед нашей великой цивилизацией и индусской культурой». Только приверженец религии, берущей начало в Индии, может считаться индусом – под этот критерий подходили сикхи, буддисты и джайны, но не мусульмане. (На том стоят и нынешние индусские националисты, сторонники идеологии Хиндутва.) В 1938 году Неру безуспешно пытался развеять страхи мусульман, настаивая на изгнании из Конгресса индусских фундаменталистов. Он немного опоздал. К тому моменту, как в 1940 году в Лахоре произошел съезд Лиги, идея создания отдельного мусульманского государства перестала быть абстрактной целью, она обрела имя – Пакистан, или «земля чистых».

«Прочь из Индии!» и обратный отсчет до независимости

Когда 3 сентября 1939 года Британия, а следовательно, и Индия объявили войну Германии, мнения Конгресса никто не спросил. Напротив, правительство представило целый ряд новых законов, ограничивающих автономию провинциальных правительств и гражданские свободы. Несмотря на приверженность ненасилию, Ганди заявил о поддержке Британии и встретился с вице-королем лордом Линлитгоу (1887–1952). Рабочий комитет Конгресса вслед за ним принял резолюцию, подтверждающую «полное неприятие идеологии и практики фашизма и нацизма, а также восхваления ими войны, насилия и подавления человеческой натуры». Но он также делал акцент на том, что «вопросы войны и мира в Индии должен решать индийский народ». Британское правительство попросили «недвусмысленно объявить о своих военных задачах с точки зрения демократии и империализма, а также того, как новый порядок скажется, в частности, на жизни Индии». Со стороны Британии сражаться за свободу и при этом лишать индийцев самоуправления выглядело лицемерием. Когда Линлитгоу попытался обойти этот вопрос стороной, девять провинциальных министерств подали в отставку в знак протеста. Для Мусульманской лиги эти отставки послужили поводом для ликования: мусульмане решили, что правлению Конгресса пришел конец. В марте 1940 года Лига приняла резолюцию, названную Пакистанской, с требованием о независимых государствах в северо-западной и восточной частях Индии. План того, как же достичь этой цели, поражал своим отсутствием.

Когда в 1940 году в войну вступила Япония, в феврале 1942 года неожиданно пал Сингапур, а японские