Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он кивнул, потому что прекрасно понимал.
— Поверьте мне и скажите Клавдии Захаровне, что между нами ничего не было и не могло быть. Минутная слабость. Такое случается со всеми, этого нельзя принимать всерьез. Она должна простить Анатолия Модестовича. Он хороший отец и любит свою жену.
— Клавдия ничего не знает, — сказал старый Антипов, потупившись. — А отец он хороший, это верно. Никто не осуждает его. Он себе сам не простит, это главное.
— Ерунда какая! Сколько на свете мужиков...
— Не ерунда. Живет с Клавдией, а сердцем-то с вами.
— Нет! — выкрикнула, точно выплеснула, Зинаида Алексеевна.
— От нас это не зависит. А ребята скучают без вас, все спрашивают тетю Зину... Жизнь, она такая! Не угадаешь, где споткнешься, а где выпрямишься.
— Захар Михайлович, а почему вы не женились второй раз? — неожиданно спросила Зинаида Алексеевна.
— Я-то? — переспросил он. — Сам не знаю. Некогда было. Ну, извините, что потревожил в выходной. Может, и зря.
— Наоборот, спасибо, что пришли.
— Выходит, виноватых нету. А хоть бы и были, что из того?.. Раз есть виноватые, значит есть и невиноватые, я так думаю. Он мужчина, ему и уступить дорогу.
— О чем вы?
— Пустое, просто к слову пришлось. — Старый Антипов тяжело поднялся, спрятал в карман папиросы и пошел к двери. — До свиданья.
— Постойте! — остановила Зинаида Алексеевна. — У меня тут есть оловянные солдатики, довоенные, очень красивые, возьмите их для внука.
Он понимал, что нельзя брать, что должен отказаться, но вдруг подумал, глядя на Зинаиду Алексеевну, что отказом своим обидит ее, потеряет возникшее доверие. Она сняла со шкафа коробку, перевязанную лентой, и подала ему.
— Ну, спасибо! — сказал старый Антипов искренне. — Михаил обрадуется.
— Боже мой! Боже мой, сколько в вас силы!.. — Она закрыла руками лицо и непроизвольно попятилась, словно перед нею был не живой человек, пришедший к ней за покоем и миром, а ожившая, обретшая на глазах неземную плоть икона.
— Почти что и не осталось, силы-то, — сказал он, усмехаясь. — В молодости была силенка, а теперь проживаю остатки. Вот проживу, и все, кончится, стало быть, жизнь. Ну, еще раз простите великодушно за беспокойство.
Он уходил, не зная, добился ли того, ради чего решился прийти. А может, он не знал толком, зачем решился на этот отчаянный шаг?
Либо хотел утвердиться в порядочности Зинаиды Алексеевны и в том, что между зятем и ею действительно не было ничего, потому что жили, чего уж там, жили в душе подозрения — не наезжал ли зять тайно сюда; либо сомневался, стоит ли и далее держать в неведении Клавдию и не лучше ли и не справедливее ли, если зять уйдет открыто и честно к любимой женщине...
Ему казалось, что зять не разобрался в своих чувствах и оттого не знает, как поступить.
А кто разберется в этом?..
Слепой бы увидел, что он любит Зинаиду Алексеевну, однако нельзя сказать, что он не любит Клавдию, вот и Зинаида Алексеевна говорит, что любит зять свою жену...
«Но как же так, — спрашивал себя старый Антипов, — любишь жену, а сердцем тянешься к другой, которую тоже любишь! Не бывает такого на свете, не может быть!»
Ясно, что Зинаида Алексеевна не приняла бы зятя. Не приняла бы прежде, тем более не примет теперь, хоть и покривила душой, сказав, что не любит его. Любит, страдает больно — это видно и по лицу, на котором застыла печаль, и по глазам, в которых затаилась глубокая тоска. Но правда и то, что любовь ее не меняет дела и дорога зятю в ее дом заказана. А раз так, думал старый Антипов удовлетворенно, бог даст, уляжется все, образуется. Время умеет лечить и не такие тяжелые раны, а иначе многие, если не все, люди на земле были бы обречены на вечные, пожизненные муки и страдания.
И еще понял Захар Михалыч, что зять по-прежнему любит Клавдию.
Сказал бы кто-нибудь ему еще вчера, что человек может любить сразу двоих, он ни за что не поверил бы этому. Возразил бы, что это не любовь, а баловство и распущенность, когда в сердце двое, потому что одна любовь обязательно вытесняет другую.
А вот теперь старый Антипов знал наверное, что в жизни бывает и такое...
ГЛАВА XI
В понедельник Зинаида Алексеевна не вышла на работу, хотя отгулы ее кончились. Не вышла и во вторник, а в среду позвонила табельщице и сообщила, что заболела.
У Анатолия Модестовича таким образом появилось время на раздумья. Но сколько бы он ни думал, сколько бы ни ломал голову, в итоге получалось одно и то же: работать им вместе нельзя. Расчет на то, что его переведут из цеха, не оправдался. В лучшем случае проектировщики учтут его и Артамоновой предложения при расстановке оборудования в новом корпусе. А кто-то должен уйти, потому что было бы нелепо, противоестественно продолжать работать, как прежде.
Согласиться на увольнение Зинаиды Алексеевны?.. Сделать это очень легко, но есть ли у него право, моральное право на это? У нее интересная работа, хорошая зарплата, ее ценят, уважают. Вряд ли на другом месте ей предложат сразу такую же должность. Значит, пострадает ее самолюбие, престиж. Проиграет она и в зарплате. Но если и отбросить эти соображения, все равно. Не важно, что не поймут другие. Важно, что поймет она: он избавляется от нее под благовидным предлогом...
Никогда он не поверит, что Зинаида Алексеевна действительно хочет уйти. Она выбрала тот путь, который могла, имела возможность выбрать, ибо не может выбирать и решать за него.
И тут явилась догадка, что она своим заявлением как бы подсказывает ему, что есть два выхода из положения и что выбрать единственный должен он.
Все верно и до невозможности просто, но вместе с тем и невероятно трудно. Что он скажет жене, тестю?..
