Лукас напрягся, и я подумала, что зашла слишком далеко.

«Для него это тоже нелегко, — сказала себе я. — Иногда мнекажется, что я сойду с ума, если не прикоснусь к нему, но ведь для него все ещехуже? Особенно потому, что он не знает, в чем причина».

Зазвенел колокольчик и вывел нас обоих из транса. Мывыглянули из-за угла, чтобы посмотреть, кто пришел.

— Вик! — Лукас покачал головой. — Я мог бы и догадаться, чтоты тут объявишься.

Вик не спеша направился к нам, засунув большие пальцы заотвороты полосатого блейзера, надетого под зимнюю куртку.

— Такой стиль не складывается сам по себе, знаете ли. Чтобытак классно выглядеть, нужно приложить усилия. — Тут он застонал, с вожделениемглядя на твидовое пальто Лукаса. — Вы, высокие парни, вечно забираете себесамые лучшие вещи!

— Я его не покупаю. — Лукас скинул пальто и собралсяуходить.

Наверное, он хотел еще чуть-чуть побыть со мной наедине: доавтобуса осталось совсем немного времени. Я понимала, что он чувствует. Как бымне ни нравился Вик, я вовсе не хотела, чтобы он околачивался рядом с нами.

— Ты чокнутый, Лукас. Думаешь, мне подойдет что-нибудьтакое? Да на твоем месте я бы его сразу схватил. — Вик вздохнул, и мнепоказалось, что он собрался идти вместе с нами к автобусу.

Я быстро соображала.

— Знаешь что? Кажется, там, сзади, я видела галстуки снарисованными на них гавайскими танцовщицами.

— Серьезно? — Вик мгновенно исчез, протиснувшись среди вещейк галстукам с танцовщицами.

— Отличная работа! — Лукас сдернул шляпку с моей головы ивзял меня за руку. — Идем.

Направляясь к двери, мы шли мимо витрины с драгоценностями,и я зацепилась взглядом за что-то темное и блестящее. Брошь, вырезанная изкамня или чего-то в этом роде, темная, как ночное небо, но ярко сверкавшая. Итут я сообразила, что это два цветка, экзотических, с острыми лепестками. Брошьбыла маленькая, она запросто уместилась бы в моей ладони, и очень искусновырезана, но больше всего меня поразило то, что она как две капли воды походилана цветок, который, как мне казалось, существует только в моем воображении. Язастыла на месте и уставилась на нее.

— Посмотри, Лукас. Какая красивая!

— Это настоящий гагат из Уитби. Траурная драгоценностьВикторианской эпохи. — Продавщица посмотрела на нас поверх очков в синейоправе, пытаясь решить, являемся ли мы потенциальными покупателями или жепросто детьми, которых нужно отпугнуть. Похоже, она склонилась к последнеймысли, потому что добавила: — Очень дорогая.

На Лукаса это не произвело никакого впечатления.

— Сколько? — холодно спросил он, как будто фамилия егоРокфеллер, а не Росс.

— Двести долларов.

Мои глаза, наверное, выскочили из орбит. Если твои родители— школьные учителя, ты получаешь не так уж много карманных денег. Я единственныйраз в жизни купила вещь стоимостью дороже двухсот долларов — мой телескоп, иродителям пришлось добавить мне денег. Я негромко рассмеялась, стараясь скрытьсмущение и грусть: было очень жалко оставлять брошь здесь. Каждый следующийчерный лепесток был красивее предыдущего.

Лукас просто вытащил из кармана бумажник и протянулпродавщице кредитку:

— Мы ее берем.

Она подняла бровь, но стала выбивать чек за покупку.

— Лукас! — Я схватила его за руку и зашептала: — Ты неможешь!

— Могу.

— Но это двести долларов!

— Она тебе понравилась, — спокойно произнес он. — Я увиделпо глазам. Раз она тебе понравилась, значит, будет твоей.

Брошь все еще оставалась в витрине. Я посмотрела на нее,пытаясь представить себе, что такая красота может принадлежать мне.

— Да... в смысле — она мне ужасно понравилась, но... Лукас,я не хочу, чтобы ты из-за меня залезал в долги!

— А с каких это пор бедняки учатся в «Вечной ночи»?

Ну да, он прав. Почему-то я никогда не думала о том, чтоЛукас может быть богатым. И Вик, вполне возможно, тоже. Ракель, конечно, учитсяна стипендию, но таких в академии совсем мало.

Большинство учащихся-людей платили за возможность учиться вокружении вампиров, хотя, конечно, об этом они ничего не знали. И не вели себякак снобы только потому, что им такого шанса не давали. Те, кто в самом делевел себя словно титулованные богатые детки, делали сбережения веками или жекупили акции IBM еще тогда, когда пишущая машинка была новомодным изобретением.Иерархия в «Вечной ночи» соблюдалась весьма строго: наверху вампиры, а людиедва достойны того, чтобы их замечали, и мне даже в голову не приходило, чтобольшинство человеческих учеников тоже выходцы из богатых семей.

Тут я вспомнила, как Лукас однажды пытался рассказать мнепро свою мать и про то, какой властной она бывает. Они везде путешествовали,даже жили в Европе, и еще он говорил, что его дед, или прадед, или еще кто-тотоже учился в «Вечной ночи», но его исключили за дуэль. Могла бы и догадаться,что он не из бедных.

Впрочем, нельзя назвать это неприятным сюрпризом. С моейточки зрения, все бойфренды должны быть тайными богачами.

Зато это напомнило мне, что при всей моей любви к Лукасу мыс ним только начали узнавать друг друга. И я не должна забывать о своемсекрете.

Продавщица предложила завернуть брошь, но Лукас взял ее иприколол к моей зимней куртке. Пока мы, держась за руки, шли на городскуюплощадь, я то и дело обводила пальцем острые лепестки.

— Спасибо. Это самый лучший подарок в моей жизни.

— Это самый лучший способ потратить деньги.

Я опустила голову с застенчивым, но счастливым видом. Ещечуть-чуть, и мы с Лукасом впали бы в слезливую сентиментальность, но тут мывышли на городскую площадь и обнаружили своих одноклассников — те, оживленно очем-то разговаривая, бродили вокруг автобуса, но ни одного учителя рядом ненаблюдалось.

— А почему все на улице? Почему до сих пор не в автобусе?

Лукас заморгал, растерявшись от внезапной смены темы.

— Гм... не знаю. — Потом он сосредоточился и добавил: — Тыправа. Вообще-то, им пора бы уже начать разыскивать нас.

Мы подошли к толпе учащихся.

— Что происходит? — спросила я Родни, мальчика, с которымвместе занималась химией.

— Да это все Ракель. Ушла куда-то.

Этого просто не могло быть.

— Она не могла уйти одна, — заявила я. — Она всего боится.

— Правда? Лично мне она всегда казалась довольно надменной.

К толпе присоединился Вик, держа в руках пластиковый пакет скричаще яркими галстуками. Родни помолчал, видимо сообразив, что не оченьприлично дурно отзываться о человеке за его спиной.