только начальники и тяжело вздыхающая санитарка, которая принялась убирать следы побоища.

Я оттащил Томилину еще дальше от двери.

– Привет, а я думал, ты не пришла. Я уже и сумку получил, и проверил все, а тебя нет.

– Да представляешь, там сапоги зимние принесли, Финляндия. Красоты неописуемой! И всего девяносто. Сам понимаешь, пока все не перемерили, из ординаторской никто не вышел.

– Ладно, погоди, я сейчас, на минуту буквально, – сказал я и устремился за заведующим, который решил пересидеть волнение у себя в кабинете. – Лев Аронович, на минуточку, – притормозил я его.

– Некогда мне, Панов, – буркнул он.

А тут и суровая действительность вмешалась. Матюгальник на стене начал выкрикивать номера бригад, в том числе и наш. И уже просто так докричали, чтобы выезжали, вызов позже оформим.

Такое обычно случается, когда происходит что-то массовое и публичное. Чтобы времени не терять, дают только адрес. Вот и нам дали – сорок первый километр МКАД, это почти сразу после развилки с Профсоюзной. Совсем рядом. Мы и домчались чуть ли не первыми, меньше чем за пять минут.

Сейчас Кольцевая – совсем не то, что после. Никакого разградительного отбойника и умопомрачительных развязок, похожих на многоуровневые лабиринты. Повернули – и уже на МКАД. Да уж, не блистает дороженька.

Итить-колотить, а авария из самых говенных – КамАЗ почти в лоб с пассажирским автобусом. Грузовику, как водится, практически ничего, бок ободран только. Водила целый, сидит на асфальте и баюкает голову. Нам не к нему, а вон туда, где шоферюги со встречных-поперечных пытаются прицепить буксировочный трос к развороченной бочине пазика. Удалось с первого раза, и, ухнув и качнувшись, автобус встал на колеса, хоть и сильно скособоченный.

Ясен пень, двери открыть получилось только старинным отечественным способом – монтировкой с матюками. Впрочем, на это внимания никто не обращал. Первый прибывший на место экипаж гайцов мудро стоял в сторонке, не мешая специалистам. Начали вытаскивать пострадавших и через окна. Да уж, тем, кто умудрился влезть внутрь, не позавидуешь – там сплошное месиво.

Распоряжалась всем прибывшая первой спецбригада. Они к нашему приезду уже занимались мужчиной и женщиной, которых, видимо, достали в самом начале, когда автобус еще на боку лежал. Хорошо хоть люди и помогали, и не лезли под руку одновременно. Я представил себе сто уродов с телефонами наперевес, которые совали бы носы во все щели, случись такая беда в наше время.

Нам достались женщина с открытым переломом голени и какая-то девчонка лет двенадцати, вроде без особых повреждений. Вяловатая какая-то только. Я отдал ее Елене, пусть смотрит, а сам занялся переломом. Уколол промедол, померил давление – терпимо, сто десять на шестьдесят пять, пульс частит, конечно, за сотку, но не страшно. Протер края раны перекисью, начал бинтовать, накладывать шину. Понятно, что грязи там килограмм остался, но это уже в больнице хирурги почистят.

Подбежала какая-то дама с размазанной тушью на лице, в годах уже, начала помогать. Наверное, из остановившейся машины. А хорошо бинтует, да и крови не боится. Может, на войне наловчилась. Ветераны сейчас в большинстве своем вот в таком возрасте, лет шестидесяти, меньше даже, а мне и спросить ее некогда – коротко поблагодарил только. Да и она не за поклонами сюда прибежала.

– Она не дышит! – закричала вдруг Томилина.

Я бросился в салон, куда мы занесли девчонку. Да уж, чем тут дышать… Пока мы видели ее в курточке, вроде все в порядке было, а оказалось, что там грудина к позвоночнику прилипла, и она на последнем дыхании к нам попала. И сейчас – чем там дышать осталось? А что поделать, начали реанимацию.

Прибежали спецы, бросив кого-то поломанного на своих коллег. Понятное дело, ребенок, да еще и уличная реанимация. Быстро заинтубировали, начали дышать. Качать сердце фельдшеру чуть не двумя пальцами пришлось. Считай, его и не прикрывает ничего.

Я тем временем расчехлил кардиограф, прицепил кое-как электроды на ручки и ножки, заземление к носилкам примотал. Начал писать – а там уже единичные комплексы прут. Ничего не работает, умирает организм. Покачали еще, конечно, покололи что положено. Только чудес не бывает. Или случаются, но где-то не здесь. Так что свернули аппаратуру, поделили где чье и разбежались, напоследок сунув девочке под одежду кусок пленки из кардиографа с изолинией, нацарапав время окончания реанимации.

Смотрю, у Лены глаза на мокром месте. И меня проняло, к этому хрен привыкнешь, сколько ни выгорай на работе.

Я выглянул наружу. Уже всех живых достали и увезли. Даже нашу женщину с голенью кто-то погрузил и увез. На кого теперь промедол списывать? На реанимацию придется, дескать, обезболили в целях борьбы с болевым шоком.

Фыркнув, уехала машина со спецами. На месте остались одни менты, бегающие с рулеткой и пытающиеся привязать место аварии к ориентирам для протокола. И нам пора. Смерть в машине – теперь наша головная боль. Сначала – в отделение милиции, заполнить бумаги и взять направление в судебку, потом – тело сдавать. Тягомотины не на один час. К обеду управиться бы.

Пока я паковал наше барахло, разбросанное по салону, пришла откуда-то со стороны Томилина, села прямо на ступеньку.

– Ты куда села? Испачкаешься же, – сказал я.

Никакого ответа. Сидит, голову опустила. Присмотрелся – плечи дрожат.

– Как же так, Андрей? Мелкая же совсем девочка, – завелась Елена. – А мы… неужели?..

Ну вот, дождались. Поздравляю, Елена Александровна. С первой истерикой вас. Ничего не сказал, конечно. Говенная работа у нас тут. Мимо похорон не пройти. Всех жалко, а детей – особенно. Оттого и бухают здесь некоторые как не в себя. И не утешишь никак. Вон она, лежит, собственной курткой накрыта, пальчики с неумело накрашенными ноготками торчат.

Ладно, подождем, когда докторица успокоится немного. Нам спешить уже некуда, десять минут роли не играют. Тем более что дядя Саша, наш сегодняшний водитель, успел диспетчерам ответить по рации, что труп в машине. Буркнули «Звоните, как освободитесь» и отключились.

Пока я задумался на секунду о смысле жизни и несправедливостях судьбы, Томилина полезла к водиле, выпросила сигарету и уже подкуривала ее, ломая спички. Точно, фильмов пересмотрела. Даже затянулась и теперь стояла, кашляла, согнувшись в три погибели.

Выпрыгнул из салона, отобрал у нее сигарету, бросил на землю. Затоптал окурок.

– Поплакала? Садись в машину, поехали. Нам еще труп сдавать.

Глава 13

– Да будьте же вы человеком! Отпустите Томилину домой. Она совсем никакая после этой аварии.

– Как ты ко мне обращаешься? – Лебензон покраснел, надулся индюком. – Не много ли