– Ладно, – ответил он. – Но разве ты сам мне не доверяешь? Я думал, мы… ну, подружились, что ли? Ты не возражал, когда я резал тебя охотничьим ножом… – Эллис выдавил улыбку.

Пакс тяжело дышал, не поднимая глаз от подушки.

– Разве у тебя нет никаких тайн, которыми ты не хочешь делиться? Может, потом, но не сейчас?

Перед глазами Эллиса мелькнул образ Айсли, болтавшегося на веревке под крышей гаража, и он медленно кивнул.

– Что ж, тут не поспоришь.

– Если тебе станет легче, – мягко добавил Пакс, – я никогда никому об этом не рассказывал. Но если когда-нибудь соберусь, то только тебе, Эллис Роджерс. Ты не станешь меня осуждать. Не так, как другие… Может, однажды ты поделишься со мной своей тайной. А я расскажу тебе свою.

Эллис кивнул. Он сомневался, что сможет рассказать Паксу о сыне. Посредник его не поймет.

– Значит, теперь будем искать этого Рена?

– Искать его буду я, – решительно заявил Пакс. Будто вызов бросал.

– То есть?

– Это моя обязанность. Посредник должен хранить мир. Я не позволю этим людям продолжать убивать.

– А как же я?

– Они за тобой охотятся. Глупо тащить тебя с собой. – Пакс отложил подушку в сторону и поднялся с дивана. – Это опасно, Эллис Роджерс. Ты не должен рисковать. Посредник здесь я.

– А я инженер. Скажи-ка, у тебя есть пистолет?

– Разумеется, нет. – Пакс бросил взгляд на кобуру, и по его лицу скользнула тень пережитого ужаса.

– Думаешь, у кого-нибудь еще в Полом мире есть оружие?

– Нет.

Эллис улыбнулся.

– Тогда будем считать, что я супермен.

– Кто?

– Вымышленный персонаж, наделенный сверхъестественными способностями. Почти непобедимый.

– Почти?

– Так, ерунда. Я слишком стар и болен, чтобы пускаться в бега.

Взгляд Пакса смягчился.

– Я не хочу, чтобы ты пострадал.

– Супермен неуязвим! – Эллис стукнул себя по груди.

Пакс недовольно посмотрел на него. Наверное, не понял шутки.

– Пойдем туда вместе. Нравится тебе или нет, а мы теперь одна команда. Хороший коп и плохой коп.

Пакс кивнул.

– Ты очень странный человек, Эллис Роджерс, – сказал он и, помолчав, добавил: – Но мне это нравится. Только надо рассказать обо всем Ча. На случай, если мы вдруг исчезнем в траве, про заговор в Верховном совете должен знать кто-нибудь еще.

– Думаешь, Ча можно доверять?

Пакс улыбнулся.

– Поверь мне, я посредник. Я очень хорошо разбираюсь в людях.

* * *

Очутившись в Гринфилд-Виллидж во второй раз за неделю, Эллис смотрел вокруг совершенно другими глазами. Вместо позабытых следов существования человечества он увидел музей внутри музея. Здесь были собраны предметы американского быта, но, шагая рядом с Паксом по извилистым, усыпанным гравием дорожкам, Эллис вдруг понял, что сама территория музея давно превратилась в один большой артефакт из далекой эпохи. Урны с пластиковыми мешками, стоявшие на главной улице, больше не служили для сбора мусора – теперь они были отгорожены веревками, как памятники древности. То же самое случилось с кассами, банкоматами, таксофонами и туалетами, на которых висели таблички с архаичными фигурами мужчины и женщины. Место, где раньше хранилось наследие прошлого, само стало музейным экспонатом.

Около полудня они вышли из портала перед главным входом и отправились в глубь комплекса по булыжным тротуарам, мимо подвесных фонарей и зданий эпохи Гражданской войны. Их никто не окликал и не останавливал. На улицах было пусто.

– За музеем присматривают волонтеры, – сказал Пакс на ходу. – Я слышал, что некоторые даже переселялись сюда пожить – студенты-историки, профессора… Но это место не пользовалось особой популярностью.

– Убийство вряд ли ее повысило.

– Да уж…

Эллис подумал про декорации для голливудских вестернов: не похоже на заброшенный город, слишком уж все ухожено. Все лужайки подстрижены, гравий на дорожках разровнен. Кое-где на обочине дороги стояли повозки и телеги. После нескольких дней, проведенных в Полом мире, Эллис вдруг оказался в привычной обстановке. Ему было уютно среди тротуаров, улиц, ставней и изгородей. Окна и сточные канавы не вызывали никаких вопросов. Он смотрел, как ветер треплет пластиковый мешок для мусора, прижатый к урне большим резиновым кольцом, – будто ему махал рукой старый друг. Даже звук, с которым шнурки хлопали по тротуару, напоминал о доме, автомобилях, пластиковых бутылках и мобильных телефонах. Эллис снова путешествовал во времени, и от стремительного падения сквозь эпохи начинала кружиться голова. Будто он проснулся в своем собственном веке, понятном и привычном, в отличие от порталов в литосфере, где бестелесные голоса готовили паршивенький кофе из обыкновенных камней. Наверно, он бы начал сомневаться в реальности Полого мира, если бы не шагавший рядом человек в котелке, полосатых брюках и серебристом жилете.

Пакс сказал, что координаты, которые дала вокс, обозначали ферму Файрстоун в северо-западной части музея. Они решили пробраться туда незаметно и не стали пользоваться порт-коллом, а пошли пешком через тенистые улицы индустриальной эпохи. Пакс рассматривал старые здания и с любопытством косился на Эллиса. В воздухе висел невысказанный вопрос: «Неужели люди раньше так жили?» Сам Эллис испытывал такое же изумление, когда смотрел передачи про Помпеи и древний Египет.

Они прошли мимо магазина братьев Райт и лаборатории Томаса Эдисона. Срезали угол через мастерские «Либерти», мимо лавок стекольщика и гончара, мимо мельницы и печатни – и добрались до Файрстоун-лейн. В конце грунтовой дороги стояло двухэтажное здание из красного кирпича с зеленой крышей, уютным крылечком, двумя печными трубами и ровненьким белым забором. Дом порядочного семейства, надежный оплот благодетельных и упрямых янки – это была ферма девятнадцатого века, на которой прошло детство шинного магната, Харви Файрстоуна. Изначально она находилась в Огайо, но Форд решил перенести усадьбу к себе в Дирборн. Тщательно восстановленный дом 1885 года не просто служил музейным экспонатом: даже две тысячи лет назад, когда Эллис был здесь на школьной экскурсии, в маленькой усадьбе кипела работа. И сейчас на пастбище рядом с фермой разгуливали овцы, коровы и лошади. А еще там были люди.

Эллис заметил пятерых. Один забрасывал сено в лошадиный загон. Еще двое перегоняли коров из стойла, покрикивая: «Пшли, рогатые! Пшли!» Четвертый выглянул из дома, увидел Эллиса с Паксом и снова скрылся за дверью. А последний, пятый, сидел на крыльце. Коренастый мужчина следил за их приближением и неторопливо покачивался в старом кресле-качалке, скрипя половицами. На нем была широкополая шляпа навроде тех, какие носили амиши, и рубашка, расстегнутая до самого пояса, так что были видны белые волосы на темной от загара груди. Черные брюки держались на подтяжках. Вытянув вперед босые ноги, мужчина прихлебывал чай.