Выяснилось, что нам на помощь выслали целую флотилию: три фрегата, два эсминца и крейсер. Они находились в нескольких минутах хода от нас, когда все произошло. В иллюминаторе спасательного модуля я различил «Санкт-Петербург» – точнее, его тень. Позади русской подлодки было яркое голубоватое свечение. У «Санкт-Петербурга» начисто отсутствовала корма. Но она не была оторвана взрывом, а отрезана. Словно поработали лазером или автогеном.

А спасательный модуль отправился помогать русским. Им повезло. Кормовой отсек у них был задраен, там погибло всего два матроса.

Я спросил у командира крейсера: «А что с “Акулой”?» Тот лишь недоуменно уставился на меня. Мне и моим офицерам потребовалось некоторое время, но мы убедили его в том, что когда мы прибыли на участок, на грунте действительно лежала русская подлодка класса «Акула».

Понимаете, ведь она исчезла. Пшик! Улетучилась, будто по волшебству. Ни изуродованного корпуса, ни плавающих на поверхности воды обломков – вообще никаких следов того, что она когда-либо здесь была.

– Что стало с уорент-офицером?

– Я ее не видел. Мне сообщили, что ее отдадут под трибунал. Думаю, она говорила правду. Насчет своих полномочий.

– Но вы только что сказали, что ее…

– Мне также ясно дали понять, что ничего не случилось. Вряд ли человека можно судить за то, чего не было.

– Вы всегда смотрите на жизнь так цинично? Похоже, вы сомневаетесь во многом из того, что вам говорят.

– Если вам интересно знать мое мнение, это все сплошной бред. Военная разведка. Она выдумывает всяческие небылицы, а поскольку никто не задает вопросов, разведчики думают, что им верят. Они забывают, что имеют дело с теми, кто обучен выполнять приказы и помалкивать. Что касается меня, лучше бы они вообще со мной не разговаривали. Это менее оскорбительно, чем откровенная ложь.

– Вы считаете, я вам лгу?

– Вовсе нет. Вы же не ввели меня в курс дела. Но давайте попробуем развить тему. Вы знаете, во что конкретно я выпустил торпеды?.. А та девчонка не ошиблась: взрыв не уничтожил объект. Когда нас подняли на борт крейсера, я заметил объект. Он висел на кране и был укутан черным покрывалом. Я выпустил две торпеды именно в него.

– Со своей стороны я бы очень хотел изложить вам, как бы выразиться поточнее… альтернативную версию. Увы, смею вас заверить, что вы нашли бы ее несуразной и абсурдной. Вы бы даже покинули мой кабинет абсолютно убежденным в том, что выпустили торпеды по опытному образцу ядерного реактора нового типа, выброшенному в море. Поэтому я сберегу свое и ваше драгоценное время и оставлю все как есть. Однако я бы хотел вас поблагодарить: ваш поступок имел огромное значение.

– Спасибо, сэр. Пожалуй, мне этого достаточно. Ну а уорент-офицер… Я бы с удовольствием пожал ей руку. Мужества ей не занимать.

– Непременно передам ей от вас привет.

Документ № 161

Беседа со старшим уорент-офицером третьего класса вооруженных сил США Карой Резник.

Место: подземный комплекс «Ковчег», Денвер, штат Колорадо.

– С меня хватит! Мне кажется, я наблюдаю за тем, что он медленно умирает, изо дня в день, постоянно. А он находится в сознании и испытывает нестерпимые мучения. Ни один человек не в силах терпеть адскую боль. Меня удивляет, что он продержался так долго.

– Но ведь он может ходить!

– Нет! Нет! Это нельзя назвать ходьбой. Вот мы с вами ходим. А он едва успевает сделать пару шагов, а потом его тело начинает трястись в судорогах. Он падает как подкошенный и – чтобы пощадить наши чувства – притворяется, будто ему нисколько не больно. Только за сегодняшний день я трижды поднимала его с пола. Никому не хочется причинять ему лишние страдания, поэтому никто ничего не говорит.

– А что бы вы ему сказали, если бы решились?..

– То, что у него очень мало мышечной массы.

– Он принимает препарат?

– С фанатичным рвением. Но его организм пока еще только привыкает к веществу, отвечающему за рост мышечных тканей. И врач заявил, что процесс будет длительным.

– Мы подберем ему другое эффективное лекарство.

– Нельзя накачивать человека непроверенными таблетками! Пожалейте хотя бы его тело!

– Вы бы предпочли, чтобы мы позволили ему страдать?

– Зачем ему вообще страдать? Выньте из него железки и оставьте в покое. Постепенно он на-учится передвигаться на протезах.

– Вы отдаете себе отчет в том, что проект завершился бы, если бы мистер Кутюр лишился ног? Неужели вы способны выбросить коту под хвост все, что сделал мистер Кутюр и вы сами – ради того, чтобы на пару-тройку недель избавить его от физической боли?

– Речь идет не о нескольких неделях. И если альтернатива заключается в том, чтобы смотреть, как Венсан умирает, – тогда, да, я готова отступить, ведь этому должен быть положен конец! Вы убиваете его. Ваши методы бесчеловечны. Мы найдем какой-нибудь способ, чтобы шлем работал на другом человеке. Переделаем панель управления, и Венсан будет манипулировать ею с помощью рук. Есть сотни различных способов, при которых нам не придется подвергать Венсана истязаниям. Что вы с ним делаете? Это просто невыносимо!

– Если верить доктору Франклин, мы на многие десятилетия, если не на столетия отстаем даже от понимания того, как функционирует робот. Между прочим, вы с мистером Митчеллом – который находился в гораздо более лучшей физической форме, чем мистер Кутюр, – провели в сфере бесчисленное количество часов и освоили лишь примитивную ходьбу. И вы всерьез полагаете, что мистер Кутюр сумеет управлять ногами робота при помощью рук и одновременно сможет работать с приборной панелью? Вот это и подвергнет смертельной опасности вас обоих! Мистер Кутюр – взрослый человек. Почему бы не дать ему самостоятельно принять решение?

– Ни в коем случае! Разумеется, если вы предоставите ему выбор, он будет принимать любые препараты. Он пойдет на все, лишь бы работы продолжались.

– Он проявляет истинную самоотверженность ученого. Едва ли тут есть какая-то проблема.

– Изуродовано не только тело Венсана. Он и сам изменился.

– У него депрессия?

– Нет, как раз наоборот. Он утверждает, что испытание заставило его по-иному взглянуть на вещи. Венсан не перестает повторять, что теперь он ценит каждую мелочь. Вы бы видели, как он обращается со мной. Он стал добрым и внимательным… что меня до смерти пугает.

– Нередко случается, что люди в несчастье раскрывают себя с положительной стороны.

– Как же! Я и раньше частенько слышала: «Жизнь преподала мне замечательный урок». «Только теперь я понимаю, что в жизни является главным». Я даже склонна думать, что иногда это бывает правдой. Но сейчас мне как-то не по себе. Венсан – совсем не такой. На мой взгляд, он находится на грани психического срыва и пытается как можно дольше удержать свой рассудок ясным.