Три метра, два метра. Я смотрю парню прямо в глаза. В окне перед ним появляется призрак моего собственного отражения. Он заносит руку назад, кусок асфальта сжат в кулаке.

Звук выстрела — и мир будто раскололся надвое.

Стекло передо мной разлетается ливнем осколков. И Чарли, и парень в футболке падают. Я прыгаю между ними и Полли, инстинктивно пытаясь стать настолько большой, насколько могу, в безнадежной попытке защитить своего брата от грядущего взрыва.

Пол врезается в тело, словно поезд, выбивая из меня весь воздух. По лицу пробегают иглы, затем жар. Не пронзительный жар огня, а тепло пульсирующей крови. Дрожа, я опускаюсь на колени. Обломки стекла блестят на ковре передо мной, как крошечные рубины. Судя по жгучим ощущениям в щеке, некоторые из них впились мне в лицо.

«Не взрыв, — лихорадочно соображаю я. — Это был не взрыв».

Рука обхватывает мое горло и застывает на нем. Моя голова сильно откинута назад, и я вижу окно. Середина — все, кроме нескольких фрагментов стекла, — исчезла. Холодный ночной ветер врывается и жжет порезанную щеку, но рама и драгоценная опасная серебряная лента по ее периметру не потревожены. Полли тащит меня за шею, и я чувствую неразорвавшиеся бутылки на ее жилете за мгновение до того, как холодный круг ствола прижимается к моей голове.

«Чарли, — судорожно думаю я. — Где Чарли?»

Я пытаюсь сопротивляться, но ее худая рука тверже железной решетки. Аппликаторы на затылке горят от страха. Она отводит пистолет от моей головы, наводит его куда-то через мое плечо и стреляет. Как будто кто-то вонзает мне в ухо вязальную спицу.

— НАЗАД! — кричит она, но я едва слышу. Ее приказ бесполезен. Плотный строй тел распался. Фигуры в футболках с вороной в панике от выстрелов карабкаются во всех направлениях, их рты двигаются так, будто они кричат, борются, запутываются и толкают друг друга, их ужас усиливается моим собственным.

«Выстрелы. Чарли. Где же Чарли?»

Я пытаюсь что-то сказать, но все, что я слышу, — монотонное гудение, как телевизор, который только что выключили. Сердце колотится в груди. Взгляд падает на разбитое окно. Несколько кусочков стекла, все еще цепляющихся за раму, прозрачные сверху, но снизу красные, будто окровавленные клыки.

— ЧАРЛИ! — на этот раз мой крик достаточно громкий, чтобы услышать его самой и сорвать себе горло. Я резко откидываю голову назад и чувствую хруст чего-то мясистого и цепкого. Рука Полли ослабевает, и я прыгаю к окну, в поле зрения попадает и цветник под ним.

Парень в футболке, который прорвал оцепление, лежит, запутавшись в цветах. Его глаза открыты, зрачки расширены. Его грудь поднимается и опускается вместе с моей; его лицо — маска моего ужаса. По его губам я читаю слово.

Чарли.

Но Чарли не отвечает никому из нас. Чарли не двигается. Он лежит ничком на груди парня, пропитывая его футболку кровью, уже залившей лоб и челку.

Горячее дыхание бьет мне в затылок. Рука Полли обхватывает меня и тащит назад. Я безвольно подчиняюсь. Я хочу бороться, но мои ноги и руки просто не отвечают. «Похоже, я не самый сильный человек, которого ты знаешь, приятель». Двое мужчин в черном и в бронежилетах перепрыгивают через стену, оружие направлено на нас. Стволы качаются из стороны в сторону, словно змея в ожидании броска, но выстрелить можно только через меня, и эти тупые ублюдки не воспользуются таким шансом.

Аппликаторы обжигающе горячие. Я слышу их жужжание. Вибрация расходится по моему черепу, так как в них накапливается заряд.

Стрелки останавливаются у окна, но мы продолжаем отступать, и они становятся меньше. Один держит нас под прицелом, а его приятель наклоняется, что-то ворчит и поднимается. Появляется Чарли, обмякший, поднятый под мышки. Я на мгновение замечаю кровавое месиво на его лице, прежде чем дверь гостиной захлопывается.

Полли отбрасывает меня в сторону, как тряпичную куклу, я падаю и шлепаюсь раненой щекой об пол. Пытаюсь подняться, но ноги не слушаются. Руки не слушаются. Она прижимает серебряную ленту к дверному косяку. Жгучая боль от аппликаторов. «Они перегружены». Я чувствую запах гари, но даже не могу протянуть к ним руку.

«Чарли, — шепчу я. Все еще лежа лицом в пол, я нахожу единственные мышцы, которыми могу двигать, — мышцы челюсти. — Чарли…»

Черные пятна застилают глаза. Тихий вой наполняет уши. Мир исчезает.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Кэт

Почему бы вам не спросить его?

Даже сейчас мой голос, остановивший бурю щелкающих затворов, преследует меня. Вопрос крутится у меня в голове:

«Почему бы вам не спросить его? Почему бы вам не спросить его? Почему бы вам не спросить его? Почему бы вам не спросить его?»

«Почему бы вам не спросить его?» — шепчу я своему телефону, всем музыкальным журналам и глупым красивым телеведущим, которые ежедневно публикуют новые интервью с ребятами на своих ютуб-каналах в преддверии выхода нового альбома Everlasting, потому что никто из них не спрашивает. Я смотрю видео за видео, слушаю клип за клипом, изучаю записи разговоров и дополнительные материалы с парнями, моими парнями. Райану задают много вопросов о музыке, о его новой прическе, о том, кто выиграл пари между ним и Ником за самое вирусное видео и стоило ли ради него ломать руку («Точно стоило», — отвечает Райан), есть даже пара вопросов о том, существует ли «Рик», но никто не упоминает о девушке, не говоря уже о ребенке. Как будто они все подписали какой-то секретный контракт, чтобы не спрашивать об этом в обмен на информацию о группе.

«У нас есть… люди, которые зарабатывают этим на жизнь», — сказал он мне еще в Танцевальном зале, и кажется, это было сто лет назад.

Я уткнулась в телефон. Сижу за угловым столом Starbucks напротив метро. Мама не хотела, чтобы я выходила, — после скандала с папарацци она предпочитает находиться рядом со мной, — но прошло несколько недель, и я не могла больше сидеть в четырех стенах. У моего локтя на столешнице из искусственной сосны стоит бумажный стаканчик, на котором фломастером написано «Гиппопотам». Я пыталась продиктовать баристе имя Ипполита на случай, если мое настоящее имя привлечет внимание недружелюбных ушей, но она просто уставилась на меня.

— Как это пишется? — спросила она.

— И — П — П — О… А знаете, напишите просто Гиппопотам, — сказала я ей. Она скептически посмотрела на меня.

— Гиппопотам? — спросила она. — Вы уверены?

Я распахнула пальто и указала на необъятный живот. Я улыбнулась.

— Думаете,