столом, ее голова опирается на сжатые кулаки. Она поет сама себе, мантру или колыбельную, так тихо, что я не могу разобрать слова. Я бы сказала, что у нее приятный голос, если бы она не ворвалась в мой дом, не угрожала мне бомбой и не пристрелила моего младшего брата.

— Чарли, — горло разорвано криком, и имя я произношу с хрипом. Я чувствую вкус крови в глубине рта. — Он…

— Нет, — говорит она, прерывая меня, что даже неплохо, поскольку я не уверена, что смогла бы заставить себя закончить предложение. — По крайней мере, я так не думаю. Я…

Она затихает и включает телевизор. Он показывает футбол. Полли издает хриплый звук и перематывает запись. Первая новость, которую я вижу о Чарли, — это сюрреалистический кошмар, когда медики выгружают его из машины скорой помощи и мрачно пятятся назад.

Я смотрю на пульт. «Если бы так можно было отмотать назад в реальной жизни». Перемотка назад или, черт подери, вперед — это неважно. Кровь, сочащаяся сквозь бинты на его глазах, очень заметная и очень красная.

— Я… я думаю, осколки оконного стекла попали ему в глаза, — глухо говорит Полли. — В наше время врачи творят чудеса, я уверена…

К счастью, она останавливается и не говорит «я уверена, он будет в порядке». В противном случае мой ответ точно разбрызгал бы кровавым дождем по стенам наши внутренние органы.

«В наше время врачи творят чудеса, я уверена, он будет в порядке». Я столько раз за последний год слышала эту мантру от желавших поддержать меня людей, что лишь стискивала зубы до боли.

Я вспоминаю тот шкафчик, полный опухолей. Я заставляю себя помнить о нем.

«Ну, Эми, нельзя сказать, что тебя не предупредили. Легко сказать, что ты готова пожертвовать своей жизнью, но в итоге рискуешь не только своей, правда?

Ох, это всего лишь глаза, он все равно ими не пользовался».

Я вспоминаю рисунки в комнате Чарли. Обжигающая кислота проникает в горло. Я чувствую внезапный бестолковый порыв выцарапать свои собственные глаза. Я подавляю его, но все же большие пальцы дергаются на пару дюймов вверх.

«Не будь дурой, Беккер! — мысленно рявкаю я, опуская руки. — Для Чарли польза от слепой сестры, как от поноса. Хватит переводить все на себя. Сейчас ему нужна любовь и забота».

Что возвращает нас, как всегда, к главной задаче каждого пленного:

Побег.

Я чувствую, как меня окутывает знакомая отрешенность. За последние месяцы она так часто была моей обителью, что я с нетерпением возвращаюсь в нее. Эмоции: пауза. Разум: пуск. Сделай все возможное, даже если все возможное так ужасно, что хочется запустить пальцы под собственную кожу и разорвать ее в клочья. Делай дело.

Делай.

Дело.

Полли говорит. Она умоляюще смотрит на меня, но мне требуется время, чтобы настроиться на ее голос.

— …очень-очень жаль, — ее голос несчастен. — Я не хотела, чтобы так вышло. Ты же веришь мне, правда?

Я оставляю вопрос без ответа. Это даже не акт преднамеренной жестокости. Я просто не могу собрать волю в кулак, чтобы ей стало лучше. В конце концов я кладу руку на нижнюю часть живота.

— Извини, что-то мне нехорошо. Можно мне еще раз в туалет?

Как только закрылась дверь, оставив Полли с другой стороны, я вытащила из-под болтающейся плитки клон телефона доктора Смита. Какой бы ни была причина вторжения Полли в мою жизнь и ее таинственной одержимости моей матерью, где-то здесь должна быть подсказка.

Я открываю почту и набираю Беккер в строке поиска. Никаких результатов. Я пытаюсь еще раз с именем мамы, а затем с девичьей фамилией, но тоже ничего нет. Я печатаю Полли, но снова безрезультатно.

Я кусаю губу, нервно бросаю взгляд на дверь и обдумываю, как сделать ртом шлепающий звук, но отказываюсь от этой идеи. Я начинаю пролистывать электронные письма доктора Бена Смита, мучительно осознавая, что их — согласно счетчику в углу — более пятидесяти шести тысяч. Доктор Смит, очевидно, является членом команды «никогда ничего не выбрасываем», и у меня нет ни малейшего шанса, чтобы просмотреть письма прежде, чем Маленькая Мисс Жилет С Бомбой выломает дверь и потребует образец кала для изучения.

Я читаю пару писем, затем бегло просматриваю следующие, сама не зная, что ищу, но тошнота нарастает, потому что я понимаю, что у меня нет времени на поиски. Электронные письма доктора Смита — это помойка из запросов файлов, списков покупок и заметок с медицинскими терминами, которых я не понимаю. Я листаю все быстрее и быстрее, едва читая, и разочарование, беспокойство и, наконец, страх, все больше и больше сжирают меня изнутри. Слезы размывают экран. Здесь должна быть подсказка, что-то где-то, но…

Минуту.

Я прижимаю палец к стеклу, но недостаточно быстро, чтобы зацепившие мой взгляд слова не исчезли с экрана. Я отчаянно прокручиваю назад, наполовину уверенная, что мне показалось.

Но нет, там, в колонке «От», между электронными письмами от Сьюзен Райли и Викрама Бхарата, есть сообщение от Безумного Шляпника.

В памяти всплывают осколки разбитого чайника с изображением Шляпника, лежащего лицом в отравленном чае «Английский завтрак».

«Это может быть совпадением, — предупреждаю я себя, нажимая на письмо. — Она была не единственной в мире поклонницей „Алисы в Стране чудес“».

Электронное письмо с названием «Наше соглашение» краткое, почти поэтическое.

Сохраняйте спокойствие. Советую следовать сценарию.

Озадаченная, но заинтригованная, я ищу другие сообщения от загадочного мистера Шляпника. Нахожу еще одно и с искренним недоверием смотрю на дату.

Письма были получены с разницей в добрых двадцать лет.

В недоумении я несколько секунд таращусь на телефон, чувствуя, как от сидения на унитазе затекли до покалываний бедра. Два сообщения, отправленные с разницей в десятки лет: на какие чертовы отношения это указывает?

Я открываю самое первое письмо. Во всяком случае оно еще более бестактное, чем его запоздалое продолжение. Слов вообще нет, только номер мобильного телефона, который я не узнаю, и вложение в формате JPEG. Я нажимаю маленький значок скрепки. Круг загрузки заполняется, и появляется изображение.

«Ха».

Не знаю, чего я ожидала, но явно не этого.

Я не эксперт, считаю себя скорее энтузиастом-любителем, если уж на то пошло, но тем не менее я абсолютно уверена, что объект на изображении во весь экран — эрегированный пенис.

Он среднего размера (опять же, я не эксперт, у меня нет диаграмм со сравнением), принадлежит белому парню и торчит прямо на камеру из гнезда волнистых коричнево-пепельных волос. В нижней части снимка видна мошонка вне фокуса, а на бедре сверху —