Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, ты одна, — бормочу я себе под нос. — Вряд ли кто-нибудь отправился сюда следом за тобой, даже если хотел бы, а это не так. Ты не настолько интересна. Черт подери, возьми себя в руки, Кэт.
— Эй! Гиппопотам!
Я резко поворачиваюсь. Сквозь стену дождя, похожую на водопад, с конца переулка несется темная фигура, слишком, слишком быстро для бега. Темная фигура мчится на велосипеде, голова опущена, она яростно крутит педали, из-под колес летят брызги. Незнакомец держит длинную тонкую палку с изогнутым концом. Хоккейная клюшка.
— Это за сломанную руку Райана! — Хоккейная клюшка прилетает мне прямо в плечо. Я пытаюсь увернуться, но неуклюже падаю на влажную траву. Что-то мерзкое расползается под правой щекой. Фигура на велосипеде победно гудит в гудок, я вижу вспышку камеры, а потом они исчезают.
— Кэтрин? — мама выглядит до смерти напуганной, когда я появляюсь перед ней, с меня течет вода на коврик с надписью «Добро пожаловать».
— Что случилось? Ты промокла. Ты… что это у тебя в волосах?
Я изо всех сил стараюсь улыбнуться.
— Я просто… Я только что попала под дождь на обратном пути из Starbucks, вот и все.
Она хмуро смотрит на меня.
— Дождь прекратился двадцать минут назад. От главной улицы всего пять минут ходьбы. Должно быть, ты шла чертовски длинным путем.
— Ну, ты же знаешь. Нужно было размять ноги. В последние недели важно оставаться максимально мобильной. Так сказал док, помнишь?
— Я помню. А еще я помню, как вчера вечером ты ссылалась на свой живот, когда просила меня встать, чтобы передать тебе чипсы, так что прости, что я смотрю на твой вновь обретенный энтузиазм по поводу упражнений под ливнем с небольшим скептицизмом.
Она ловит мое выражение лица, и ее лицо смягчается.
— Что случилось, Кэт? Расскажи мне, я помогу.
Я подхожу к ней, и она обнимает меня, игнорируя грязную одежду и вонь того, что запуталось в моих волосах.
— Ты веришь мне, мама? — тихо спрашиваю я. — Ты на моей стороне?
— Всегда, — твердо говорит она. Но она чувствует, как меня трясет, и я знаю, сегодня вечером это не даст ей заснуть.
Наверху в моей комнате, после душа я вижу плакат Райана над кроватью, и я чувствую, как страх переходит в ярость. Как он смеет? Как он смеет быть не здесь! Я достаю телефон из спортивных штанов, лежащих в куче мокрой одежды у двери, и отправляю ему сообщение.
Нет больше времени, никаких больше оправданий. Один из твоих фанатов только что пытался ударить меня хоккейной клюшкой. На этой неделе мы объявим публично, или я получу тест на отцовство и найму адвоката.
Едва отправив сообщение, я прихожу в ужас от своего тона, хочу извиниться, перестраховаться, но уже слишком поздно. Почти сразу появляется многоточие.
Хорошо, я уговорю своих ребят составить пресс-релиз.
Пресс-релиз? Я чувствую, как сердце рухнуло в пятки. Разве он не говорил, что они уже подготовили его несколько недель назад и просто ждали подходящего момента на фоне нового альбома или что-то в этом роде?
Нет, никаких пресс-релизов. Видео в прямом эфире. Ты и я. Здесь или там, мне все равно. Ты кладешь руку мне на живот и говоришь, что он твой.
Снова многоточие. Я задерживаю дыхание.
Ты мне не доверяешь?
Я хочу написать: «конечно, доверяю». Я хочу извиниться за свою наглость и за то, что ранила его чувства. Вместо этого я просто повторяю.
Видео.
ОК, — отвечает он. — Извини. Я люблю тебя.
Когда я читаю эти слова, меня наполняют тепло и свет, прогоняющие последний холодок от дождя. Наконец я начинаю чувствовать себя спокойно. На этой неделе. Скоро все это кончится. Все увидят, все поверят мне.
Я тоже тебя люблю, — пишу я в ответ.
Чего-то не хватало в разговоре. Уже позже, той же ночью, когда я проснулась и моя огромная туша, похожая на морского льва, втиснулась между подушками, я осознала, в чем дело. Я сказала ему, что поклонник напал на меня с хоккейной клюшкой, а он даже не спросил, все ли у меня в порядке.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Эми
Я услышала проблему прежде, чем увидела: изменение смеха. Смех как воздух или вода, он необходим для жизни, но ты мгновенно замечаешь, когда он становится холодным.
Я могла бы сказать Кристине многое, объяснить, почему я должна уйти в самый неподходящий момент, но это было непросто, потому что мой язык был у нее во рту. Все, что мне удалось выпалить, — короткое «Мне пора!», а потом я высвободила руки из-под ее футболки и выскочила в школьный коридор, скрипнув кроссовками по линолеуму. Смех доносился через пару дверей. Класс Чарли.
Я оказалась у маленького окошка в двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как мой младший брат спотыкается о чью-то типа случайно вытянутую ногу. Я собиралась ворваться в комнату, как мстительный короткостриженый торнадо, и перекусать морды всех окруживших его маленьких придурков, но тут Чарли поднял взгляд. Его глаза встретились с моими. Я заметила, как он коротко мотнул головой. Я осталась на месте.
— Смотри, — одними губами произнес он.
С огромным усилием я поборола растущую жажду крови, как можно тише открыла дверь и проскользнула в 7Б класс.
— Где твоя тиара, принцесса? — язвительно спросил ребенок, похожий на гориллу. Думаю, это был Мартин Голлингс.
Чарли медленно выпрямился, стоя спиной к Голлингсу шесть долгих секунд. Затем театрально проверил свой макияж с помощью камеры телефона.
— Марти, дорогой, — он глубоко вздохнул. — Это готический образ конца прошлого века, — он повернулся на каблуках. — Я даже и не думал надевать тиару с чем-то, кроме полноценного образа в стиле глэм-рок, и даже тогда это будет немного… de trop[3], не правда ли? — он растянул термин, наслаждаясь выражением растерянности и раздражения на лице Голлингса. — Это по-французски, — сказал Чарли со стеклянной любезностью. — Чересчур. Знаю, вряд ли этот термин когда-нибудь можно будет применить к твоему чувству стиля. Но мы можем попробовать.
Слабое хихиканье нарушило тишину, и я не могла сказать, смеялись ли над Чарли или Голлингсом. Выражения лиц смеющихся детей говорили, что, может быть, они и сами не знают. Выражение лица Чарли демонстрировало, что ему плевать.
Мой младший брат фактически перепрыгнул через вытянутую ногу Голлингса и оказался в нескольких дюймах от лица неуклюжего бегемота.
— Ты мог бы