«лакированный», как совсем недавно. Сейчас он был взъерошен и помят и походил на мокрого воробья. Его взгляд уже не был таким преисполненным достоинства и гордости.

Рич стоял перед Кошечкой с крепко скрученными за спиной руками и с униженной мольбой смотрел исподлобья на свою недавнюю пленницу.

— Я отпущу тебя, и ты спокойно улетишь на своем «Звездном волке» куда собирался. Твоя команда небось уже заждалась своего ретивого капитана, — сказала Кошечка. — Все-таки когда-то мы были с тобой близки и у нас действительно много общего.

— Киска! — Его глаза загорелись опасным огнем. — Я конечно же улечу, если ты так хочешь. Но выслушай меня хоть напоследок. Если прислушаешься к моему совету, то не раз еще вспомнишь меня с благодарностью.

— Говори уж.

— Ты всегда будешь тревожить мое сердце, хоть я и не смог тобой завладеть, моя зеленоглазая красавица, — начал он, и выражение его лица стало кротким, но это, конечно, была только натянутая на хитрость маска. — Послушай же, что я тебе скажу. Твой земляшка, которого ты так приблизила к себе…

— Он всего лишь раб, мой личный слуга, — резко поправила его Кошечка.

— Ладно, Киска, не обижайся. Этот твой личный слуга вел себя в сложившейся с нами ситуации очень подозрительно, — продолжал Рич. — Тем более если ты считаешь его простым рабом, то подобное поведение должно насторожить тебя еще больше. Ты ведь своими глазами видела, с какой не укладывающейся в обычное понимание ловкостью и просто потрясающей легкостью он сумел обезоружить меня. А я ведь не вчера родился! — Тон Рича становился все более вкрадчивым, и Кошечка начала поддаваться внушаемой им подозрительности. — Киска, ты ведь знаешь, что я всегда начеку, внимателен, собран, отличный стрелок и что у меня реакция — дай Боже каждому. Тем не менее какой-то тихий слюнтяй, который помогал тебе разводить цветочки, чинил бытовую электронику и неизменно выказывал себя примерным лизоблюдом и подлипалой, подневольный слуга, который неизвестно почему вдруг решил по своей собственной инициативе заступиться за хозяйку, рискуя собственной жизнью, с просто поразительной легкостью и улыбкой на лице в один миг справляется со мной. Не кажется ли тебе хотя бы просто странной эта его ловкость, присущая только очень хорошо тренированным людям (и тренированным по-особому, как делается, пожалуй, только в подразделениях особого рода)? А то, что он до сего момента ни разу не раскрыл себя, говорит лишь о том, что он — отличный агент с нервами крепче стали. Ты просто обязана его радикально обезвредить ради собственной безопасности пока не поздно…

— Не нести вздор! — оборвала его Кошечка. — Я знаю, что ты бы отдал многое, чтобы расквитаться с чужаком, потому что он оказался неожиданно достойным и даже сильнейшим противником. Кроме того, тебя просто жутко бесит то обстоятельство, что теперь он вне твоей досягаемости, ведь в свое время ты упустил его просто по недомыслию. И пока я — хозяйка на этой планете, тебе до него не добраться. Он — моя собственность, и я сама буду делать с ним все что заблагорассудится. Миловать его или казнить — теперь только моя забота, и тебе не следует совать сюда свой нос!

— Он — шпион, милая, это же очевидно! Избавься от него, пока не поздно! — Сэр Рич сплюнул. — Ты ведь не дурочка, ты ведь все сама видела и все понимаешь!

— Он принадлежит мне со всеми потрохами, он — мой пленный, и этим все сказано. Ты закончил?

— Закончил. — Рич опустил голову, его лицо было бледно, как у убийцы после неудачного покушения. — Я тоже теперь твой пленный, милая, и у меня уже отсохли руки от этих дрянных наручников.

— Не бойся, я не передумала. Но тебя освободят от них только перед трапом. — Кошечка мстительно ухмыльнулась. — Ведь я прекрасно знаю, что ты не вчера родился.

Кошечка стояла на крыльце и наблюдала, как стражники ведут скованного капитана Рича к флаеру.

Рич тоже смотрел на нее не отрываясь, пока следовал до машины, потом перевел взгляд на того, кто вдруг появился за ее спиной, и на секунду приостановившись, почти крикнул:

— Черт тебя дери, проклятый ублюдок! И все равно наступит момент, когда я сполна рассчитаюсь с тобой!

Лицо его исказилось в досаде и крайней злобе, и девушке даже показалось, что еще секунда, и он развернется и кинется обратно к крыльцу в безумной попытке покарать объект неприязни. Видимо, конвоиры тоже тут же почувствовали возможность подобной выходки, и поэтому сразу же вцепились в его локти и, немилосердно их задирая, буквально запихали Рича на заднее сиденье машины.

Кошечка оглянулась. Землянин, бесшумно появившись из открытой двери, теперь стоял в шаге позади нее и наблюдал за происходящим. И угроза Рича конечно же была адресована именно ему.

— Скажи, Эмиль, почему ты не разделался с Ричем там, в саду? — спросила Кошечка. — Тебе просто нужно было нажать на курок сразу после того, как ты завладел его пистолетом. Тебе бы никто не успел помешать, и вряд ли кто-нибудь осудил бы потом. Все выглядело бы как защита и самооборона.

— Я думаю, что, наверное, никогда бы не смог так поступить ни с ним, ни с кем-либо другим, ведь сознательно отнять жизнь у человека — просто ужасающее по своей тяжести преступление.

Кошечка некоторое время внимательно всматривалась в лицо землянина, пытаясь обнаружить хоть мимолетную тень иронической ухмылки, однако выражение физиономии чужака так и осталось искренне серьезным.

— Значит, ты просто не захотел брать грех на душу? Но ведь существуют настолько плохие люди, что их просто-напросто приходится физически уничтожать ради собственной безопасности. Или ты его, или он тебя. Странно, что ты этого до сих пор еще не осознал. Вот, например, капитан Ричардсон вообще не привык оставлять своих врагов в живых ни под каким соусом, а ведь он тебя теперь так ненавидит, что только что был готов задушить или скорее загрызть прямо на глазах у всех, — попыталась повторно спровоцировать его на откровенность Кошечка. — Дурень ты мягкотелый, учили тебя уже всячески, да видать все зазря! Стрелять надо, когда такой шанс свыше дарован, а не философствовать! Слышал бы ты, каких гадостей он уже успел про тебя тут наплести (и, кстати, не только мне), сейчас же забросил бы свой гуманизм куда подальше!

— Жизнь любого человека бесценна и неповторима. Даже самый плохой, с моей личной точки зрения, человек все равно имеет право на жизнь, — совершенно не поддаваясь на Кошечкину провокационную доверительность, ответствовал «непробиваемый» чужак с такой же спокойной серьезностью.

— Святоша ты и есть, не зря к тебе