выкрасила чудесные серебристые волосы в черный цвет и сознательно позволила им сваляться и перепутаться. Оспины на лице она наверняка нарисовала, а повязка скрывала экзотические миндалевидные глаза.

– Не могу поверить, что Первый консул позволил тебе уехать.

Она улыбнулась, показав очень белые зубы:

– Никто и никогда не говорил мне, куда я могу поехать, а куда – нет. Даже мой отец. И Первый консул. И ты.

– Все равно. Ты должна уехать отсюда.

– Нет, – ответила Китаи. – Тебе нужно узнать, кому отправляет свои донесения купец из Парсии.

Тави заморгал:

– Но откуда ты…

– Если ты еще не забыл, – с улыбкой сказала она, – у меня очень хорошие уши, алеранец. И пока я здесь сижу, мне многое удается узнать. Мало кто обдумывает свои слова рядом с безумной женщиной.

– И ты здесь все время сидишь?

– Ночью я могу перемещаться более свободно и узнавать больше.

– Почему? – спросил Тави.

Она изогнула брови:

– Я делаю то, чем занималась много лет, алеранец, наблюдаю за тобой и твоим народом. Я вас изучаю.

Тави вздохнул и прикоснулся к ее плечу:

– Я рад тебя видеть.

Она сжала его ладонь, тихонько застонала, и он ощутил исходящий от пальцев Китаи лихорадочный жар.

– Я не получала удовольствия от твоего отсутствия, чала, – тихо сказала она.

Раздался пронзительный крик, и ошеломленный пьяный легионер вылетел из шатра, где подавали вино. Через секунду оттуда появился Борс и принялся колотить пьяницу тяжелыми башмаками, пока тот не сбежал.

Китаи убрала руку, и пальцы Тави ощутили прохладу в том месте, где к ним прикасалась ее разгоряченная кожа.

– А теперь, Сципио Руфус, уходи. Будет странно, если кто-нибудь увидит, как ты разговариваешь с дурочкой. Ты распугаешь всю дичь.

– Нам нужно поговорить, – заявил Тави. – И очень скоро.

На губах Китаи появилась чувственная усмешка.

– Нам нужно многое сделать, алеранец. И очень скоро. Зачем портить хорошие вещи разговорами?

Тави покраснел, но в этот вечер закат был особенно алым и, возможно, скрыл его румянец. Китаи вновь поднесла к губам тростниковую дудочку, возвращаясь к своей роли. Борс занял пост возле костра. А Тави направился обратно к шатру, чтобы дождаться, когда ему вернут выстиранную и высушенную одежду.

Он закрыл глаза, стал слушать дудочку Китаи и очень скоро понял, что улыбается.

Глава 12

Заводь Ворелло с кристально чистой водой, одно из самых красивых мест, где Исане довелось побывать, находилась у основания скалистого грота, и казалось, будто ресторан построили из деревьев и виноградных лоз, посаженных внутри и ставших живыми стенами и занавесками, мостиками и лестницами. Столы установили на каменных карнизах, расположенных вокруг заводи на разной высоте. Несколько столов стояли на камнях, поднимавшихся прямо из воды, и клиентов отвозили туда на изящных лодочках, которые приводили в движение фурии водоема.

Заговоренные светильники на каждом столе медленно меняли свои цвета. Со стороны казалось, будто облако светлячков парит над поверхностью воды. Внутри заводи также находились источники света, меняющие цвета, и по стенам грота и столам танцевали разноцветные тени.

Певцы, в основном молодые женщины, стояли на окружающих грот скалистых уступах или сидели на склоненных ветках деревьев. Они пели красивые и печальные песни тихими, призрачными и прелестными голосами. Их пение сопровождали музыкальные инструменты, но оркестра было не видно.

Официантка отвела Исану к столику на карнизе над заводью, окруженному длинными сильными корнями дерева, чья крона возвышалась над ним. Она едва успела сесть, как появились Бернард и Амара, за ними следовал Джиральди.

Исана встала и тут же оказалась в медвежьих объятиях младшего брата, но сразу поняла: что-то случилось. Бернарда переполняли возбуждение и веселье, которого Исана не замечала в нем с тех пор, как… Исана вздохнула. С тех пор, как он женился. Она мгновение смотрела на него, и счастье брата вызвало на ее лице улыбку. Затем Исана искоса взглянула на Амару.

Графиня выглядела, как всегда, отстраненной и закрытой. У нее была теплая золотистая медовая кожа, как у всех выходцев из солнечной южной Парсии, и прямые великолепные волосы такого же оттенка. Если Амара застывала в неподвижности, то напоминала статую охотницы, стройной, гибкой и опасной. Исана знала, что это лишь часть ее личности. Красота Амары становилась очевидной в движении, когда она шла или летела.

Амара отвела глаза и покраснела, и ее обычно застывшее лицо изменилось, став юным и счастливым. Она переминалась с ноги на ногу, потом ее рука, словно по собственной воле, нашла руку Бернарда, и их пальцы переплелись. Амара вновь обрела неподвижность.

– Ну, – сказала Исана, повернувшись к брату, – мне следует заказать бутылку чего-нибудь особенного?

– С какой стати? – спросил Бернард довольным голосом.

– Потому что она совсем не глупа, – прорычал Джиральди. Старый центурион, седой и крепкий, несмотря на хромоту, обошел Бернарда, чтобы вежливо поклониться Исане. Она рассмеялась и с нежностью его обняла. Довольный Джиральди улыбнулся и добавил: – Только не покупайте на мою долю ничего особенного. Мне вполне сойдет вино, которое сделает еду вкуснее, если я выпью достаточное количество.

– Тогда вино тебе не потребуется, – заявила Амара. – Здесь кормят замечательно, хотя гурманы из моего родного города относятся к этому месту с презрением. Они ненавидят, когда повар заставляет их съесть слишком много.

Джиральди крякнул и огляделся:

– Даже не знаю. Здесь полно патрициев. – Он кивнул в сторону стола, располагавшегося над ними. – Сиятельная госпожа Парсия обедает с дочерью сиятельной госпожи Аттики. А вон там пара сенаторов. И патриций Мандус из Родиса. Он морской трибун их флота. Такие люди не едят приличную пищу.

Амара рассмеялась:

– Если тебе не понравится угощение, я заплачу, чтобы кто-нибудь принес бифштекс и кувшин эля.

Джиральди усмехнулся и сдался:

– Договорились.

Исана продолжала смотреть на Амару. В ее голосе и манерах появилась теплота, которой она прежде не замечала. Исана и раньше относилась к ней с уважением, но сейчас, когда увидела, что Амара и Бернард счастливы, не могла не разделить часть любви брата к молодой женщине. Амара надела платье, что делала крайне редко. Кроме того, Исана обратила внимание на то, что платье было темно-зеленых и коричневых тонов, а не мрачных оттенков красного и синего, которые предпочитали курсоры и все, кто служил Короне.

Исана всегда сохраняла дистанцию с курсором, молодой женщиной, хранившей верность Гаю Секстусу. Негативное отношение Исаны к Первому консулу распространилось и на Амару. Исана понимала, что это несправедливо, и все же не давала Амаре шанса сблизиться.

Быть может, пришло время это изменить. Бернард явно обожал молодую графиню, и она дарила ее младшему брату истинное счастье.