Что делать? Что делать, Господи, что делать?

— А почему входная дверь открыта, Эл...

Я вскакиваю на ноги от страха, безотчетно швыряя разложенные на полу тесты под стол. Испуганное лицо мамы вмиг превращается в шокированное, когда она замечает, что я делаю. Ее ошеломленные глаза в шоке скользят по полу, по моим ногам, которые я резко выпрямляю и натягиваюсь, как струна.

— Я ничего… Это что такое…

Ей моментально становится нехорошо, она падает на кресло, а я бегу на кухню за водой. Когда прибегаю обратно, мама уже в полном здравии склоняется у дивана над моими тестами и разглядывает их, распахнув рот.

— Ты беременна, что ли, Эллка? Ты беременна?!

У меня плечи опускаются. Я, прильнув к косяку, расслабляюсь, выдыхаю, но по-прежнему ощущаю себя круглой дурой и овцой. Как я могла это допустить?.. Как могло со мной произойти такое? И почему именно со мной?

Мама с трудом сглатывает, кладет руку на шею, потом на сердце. Я подаю ей стакан с водой, и она агрессивно забирает его у меня. Так, что половина содержимого выливается на пол. Выпив все до дна, она поднимается и чуть не летит вниз из-за скользкого пола. Следующие минут пять я слышу от матери одни обвинения и не самые лестные слова в свой адрес. Хочется уши заткнуть.

Но я, как провинившийся подросток, стою и слушаю. Будто мне не двадцать шесть лет, а пятнадцать. В чем дело-то? Вот была бы я не Эллой, а Скарлетт, давно бы уже расставила границы. Мысленно зову себя соплячкой и беру ситуацию в свои руки.

— Мам, хватит.

— Что хватит? — кричит она еще громче. — Вот правду же мне говорили, что ты в Люду пошла! Тоже ни ума, ни совести! Ну и кто отец, скажи, пожалуйста! — звучит, как требование.

Да если б я сама знала.

— Это мое личное дело. Я это сейчас обсуждать не хочу.

Держась за переносицу и наклонив голову, она плачет.

— Обсуждать она не хочет… Да что ты из него вырастет-то с такой матерью? Его же воспитать надо нормально, а из тебя хозяйка никакая и мужа ты удержать не смогла. Еще и залетела, прости Господи…

— Мам!

— Но может, и хорошо, — рассуждает она сама с собой, не обращая на меня внимания. — Хоть без детей, как тетя Люда, не останешься. — Она резко вскидывает голову и вглядывается в мое лицо. — Ты же не вздумала делать аборт? — говорит шепотом, голос срывается у нее.

Я почему-то даже об этом не задумывалась. Есть шанс, что это ребенок Тимура, а я от него ребенка хочу. И даже если это ребенок Игната, все равно — хочу. Буду любить, кто бы его отцом ни оказался.

— Нет, успокойся, пожалуйста.

Облегченно выдохнув, мама подходит ближе. В глаза заглядывает. Дотронуться, вижу, не решается.

— Скажи, кто отец? Ты с кем-то встречаешься? Он знает?

***

У меня такой переполох в душе, мама сейчас совсем некстати. Я не хочу говорить ни с ней, ни с кем либо другим. Мне нужно подумать, что делать дальше, как быть.

— Давай потом поговорим? Зачем ты приехала? Мы сегодня не договаривались.

Я спросила спокойно, но у нее началась истерика.

— Так ты мать родную выгоняешь! Я что, должна разрешения спрашивать, чтобы навестить своего ребенка?! Если бы Тимур тебе эту квартиру не оставил, жила бы со мной и папой и не дерзила!

Изо всех сил еще пытаюсь словить волну безразличия.

— Нет, мам, я бы снимала жилье, не волнуйся.

— Ты скажешь, кто отец или нет? — теряет она терпение.

И я вместе с ней:

— Нет!

Сразу после меня накатывает чувством вины, и я говорю уже сдержаннее, тише и ласковее:

— Мамуль, пожалуйста, я просто никого не ждала сегодня. — Смотрю на настенные часы в прихожей. По расписанию я только пятнадцать минут как с работы приехала. Вру: — Только с работы, уставшая, да еще и…

Но она сердится и перебивает:

— Вот чтобы не было «да еще и», знаешь, что нужно делать? — намекая на предохранение.

Спасибо, а то сама бы не догадалась. Я тоже настраиваюсь воинственно, скрещиваю на груди руки и возмущаюсь в ответ:

— Не понимаю, даже несовершеннолетних беременных девочек родители поддерживают, а ты меня воспитываешь, как ребенка. Я взрослая девушка, мама. У меня свои мозги имеются…

— Видимо, нет!

Голова уже болит от этих переговоров, ни к чему не приводящих.

— Все, мам, — открываю входную дверь и, как бы это ни шло в разрез с моим консервативным воспитанием, указываю ей на выход. — Пожалуйста, очень тебя прошу…

Она ахает.

— Ты мать выгоняешь? Вот увидишь, — мама наставляет указательный палец на мой живот, — какая ты, таким у тебя и ребенок вырастет! Хлебнешь еще горя… Ну ничего, ну ничего, — причитает она, поправляя ремешок сумки.

Я действительно испытываю дискомфорт из-за того, что поступаю так с ней, но у меня просто нет сил обсуждать, какая я дрянь.

— Мам, я не хочу с тобой ссориться, правда.

Встав в позу у двери, она смотрит на меня с нескрываемым удивлением.

— А сейчас что ты делаешь? Когда ребенок родится, посмотрим, к кому первой побежишь! Наверное, к тете Люде любимой своей, которая младенца на руках никогда не держала… — с обидой в голосе.

— Ты перебарщиваешь, мам, ну серьезно.

Очевидно, наша весьма тяжелая беседа бы продолжилась, если бы вдруг на лестничной площадке левого крыла, где живу я, не появился… мой босс. Я в ужасе смотрю на него. Заставляю себя ускоренно соображать, мог ли он слышать хоть что-нибудь из нашего разговора. Но потом отпускает, ведь я вспоминаю, что Игнат знает меня как Эллу, а не как Скарлетт. Слава Богу. В руках у начальника моя сумочка. Я забыла  ее в офисе и даже не кинулась своих вещей. Какая же я забывчивая в последнее время… Не думала ни про телефон, ни про документы. Из головы все вылетело в связи с такой новостью!

— Здравствуйте, — здоровается босс с моей матерью, в приветствии склоняет голову.

— Игнат Артурович… — в растерянности мямлю я, а мама уже вовсю его рассматривает.

Ну что за верх неприличия?..

— Спасибо, — забираю у него из рук протянутую мне сумку, — я сегодня очень рассеянная, простите.

— Все хорошо, Элла Евгеньевна. Мне…

Мама вклинивается и некультурно перебивает:

— А вы, простите, кто, молодой человек?

Я сейчас сгорю со стыда. Ей какая разница, кто пришел ко мне. Я не маленький ребенок, которого нужно контролировать.

— Руководитель Эллы.

Игнат воспринимает нетактичность мамы воспитанно. Они протягивают друг другу руки, и он явно хочет ей понравиться. Во-первых, целует тыльную сторону ее ладони, чем вгоняет маму в краску. Она впервые за двадцать шесть лет искренне кокетливо улыбается и прячет взгляд. Во-вторых, Игнат ей льстит: