Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А это означало только одно…
— Фредди, они отправились туда… Видимо, пришёл час, и пророчества начинают сбываться. И ведь я знал, что этот день настанет, всю жизнь готовил сына к этому, но сейчас это принять непросто.
Граф замолчал и глубоко задумался, глядя на блики пламени из камина. Фредди, ещё немного постояв и не дождавшись приказаний, тихо вышел из кабинета и отправился во двор — проводить полицейских и поблагодарить их за помощь.
Во дворе была суета. На новые поиски отправлялись всадники, чтобы разведать более отдалённые места.
Отменять поиски было бы подозрительно, по этому Фредди не мешал им. Пусть ищут. Позже в газетах ещё появятся громкие заголовки о пропавших детях… Интересно, как его господин собирается успокоить шум от этого события. Впрочем, Фредди прекрасно знал возможности и умения Джеймса выходить из разного рода переделок и неприятных для семьи ситуаций. И, возможно, уже сейчас к редакторам ведущих газет этого графства наведались гости…
Погода стояла промозглая, на траве ещё осталась влага после проливного дождя, посетившего эти края прошлой ночью. Присутствующие во дворе люди кутались в свои пальто, поминутно оглядываясь по сторонам и ожидая указаний от начальства, которое обсуждало план поисков в беседке у сада. Наконец трое полицейских старшего чина вышли ко всем и, отдав короткие приказания, вскочили на лошадей. Здесь же стояло несколько полицейских машин. Пожелав Фредди доброго вечера и заверив в своей преданности семье О’Райт, отряд полицейских на машинах и лошадях выехал за пределы сада и направился в сторону видневшихся вдали холмов. Лай собак, идущих по следу, ещё долго разносился в вечернем воздухе.
* * *
В это самое время, будучи в своём кабинете, граф встал с кресла и подошёл к комоду, запиравшемуся на ключ. Комод был старинный, и некогда прекрасное красное дерево потрескалось и потемнело от времени и влаги. На серебряной цепочке, висевшей на груди, Джеймс нашёл нужный ключ и вставил в замочную скважину. Медленно повернул. Раздался мягкий скрип, и дверца комода отворилась.
Внутри лежала толстая папка в кожаном переплёте, защищённая специальными рунами и замком от вскрытия. Граф не торопился доставать папку. Он внимательно смотрел на рунические письмена, которыми была обита обложка, и что-то про себя шептал. Наконец, поднял правую руку над папкой.
И тут произошло нечто интересное. На ладони графа проступили те же письмена, что и на обложке книги. Они словно отразились на его коже, приобрели бордовый оттенок. Кожа в этих местах задымилась, и на папку упали первые капли крови. Джеймс сморщился от боли, но такова была цена древних знаний.
Всё закончилось так же внезапно, как и началось. Письмена на ладони исчезли, послышался щелчок, и замок, скрывавший содержимое папки, откатился в сторону. Джеймс осторожно взял фолиант и, подойдя к рабочему столу, бережно опустил его рядом с креслом. Он понимал, сейчас многое станет ясно. Какими бы ни были первопричины и мотивы Хранителя знаний и древности, граф должен о них знать.
Сев в кресло, Джеймс осторожно открыл документ, и на ветхих выцветших страницах замелькали туманные образы событий, связанных с происходящим сейчас и постоянно меняющимся зыбким будущим.
Внезапно в своей голове граф услышал тихий, но очень глубокий и внятный голос:
«Джеймс. Зачем пожаловал?»
Граф так же мысленно ответил:
«Что с моим сыном, где он?».
Голос ответил не сразу. Видимо, астральному собеседнику понадобилось время на то, чтобы найти нужную информацию, и ещё немного времени, чтобы решить, что он может открыть этому смертному. Пусть даже такому высокопоставленному человеку по Эту сторону Эа.
Наконец что-то начало происходить. В комнате внезапно потемнело, огонь в камине резко погас. В воздухе стала проявляться тень, напоминающая человеческую фигуру. Через несколько мгновений она обрела более ясные очертания. Это был молодой юноша в светлых одеждах и странных чёрных цепях, сковывающих его руки. Цепь на ногах была разорвана и лежала на полу, оставаясь прикованной к голени юноши. Одежда едва заметно переливалась радужным сиянием.
Да, это был Гаррот. Собственной персоной. Тот самый Гаррот, которого Владыка Эа изгнал в заточение за гордыню и неповиновение общим правилам для всех преемников.
— Но как это возможно, повелитель? — граф вскочил с кресла и пал на колени перед возникшим перед ним Гарротом.
Он склонил голову очень низко и не смел пошевелиться. Джеймс знал, кто перед ним. И боялся его.
— Джеймс, нет ничего невозможного для тех, кто ищет пути освобождения ради высшей цели… — голос Гаррота был твёрдым, властным и уверенным. — Мы с Эферией следили за твоей деятельностью. За тем, как ты воспитал доверенное тебе дитя и готовил его к пути предназначения. Порой ты делал явные промахи, но в конце концов парень настолько окреп и возмужал духовно и физически, что сам смог найти ключ, открывший дорогу на Ту сторону Эа.
Гаррот на минуту замолчал, о чём-то задумался. Граф продолжал стоять на коленях без движения. Он понимал, что преемник может одним взглядом испепелить его. Да, промахи в воспитании действительно были. Джеймс должен был вырастить воина, зная, что суждено этому мальчишке, но чувства, ранее чуждые всему существу графа, дали о себе знать в самый неожиданный момент. Графу стало безумно жалко ребёнка, и он хотел направить его по стезе музыки, надеясь отвести пророчество в сторону и дать Жоржу вырасти в нормальной семье и окружении.
— Да, Джеймс, я знаю. Но твоим планам не суждено было сбыться. Жорж уже в пути, и он исполнит своё предназначение. Тем самым поможет мне наконец избавиться от последних оков, — Гаррот судорожно тряхнул цепью на запястьях. — А теперь слушай. Ты должен пресечь все попытки СМИ проникнуть в это дело. Ты знаешь, как это сделать. И похвально, что уже этим занимаешься. С тем, кого ты считаешь своим сыном — что априори не так, и ты знаешь об этом, — пока что всё в порядке. Он в одном из трактиров, отрабатывает свой ужин.
Вдруг невидимые сильные руки подняли Джеймса и поставили перед собеседником в полный рост. Джеймс не смел взглянуть ему в глаза и опустил веки. Он переваривал услышанное и понимал, что ему будет сохранена жизнь. Это было странное чувство, спокойствие стало разливаться по его