– Что это? – поднимаю руку, да не рискую прикасаться, мало ли? Чего только у знахарки не найдётся! Леонтий хмыкает одобрительно – мол, не зря тебя учу, правильно, дождись пояснений.

– Дневник Тарии. Клессиной матери. Не то, что даже дневник, записи сложных рецептов и заклинаний скорее. Ну и среди них некоторые, скажем так, эмоциональные вставки.

– Можно ближе к делу? – начинаю раздражаться.

– Куда уж ближе! Думаю, как бы так тебе сказать. Сам бы почитал, да знаю, что забросишь куда подальше. В общем, случилась лет с двадцать назад одна история. Тебе как раз около двух было. Тария… э-э-э… умудрилась забеременеть от твоего отца.

– Не может быть! – люстра дзенькает, и, кажется, что-то со звоном сыпется на пол. Уже и перстень не слишком помогает.

– Джарес, успокойся!

– Да как успокоиться! Отец любил маму!

– Любил, – соглашается Леонтий. – Да приворотных зелий никто не отменял.

– Да её бы после такого… – не нахожу слов, сжимаю пальцы, наглядно демонстрируя, что с ней сделали бы.

– А вот здесь ты ошибаешься. Простили её.

– Почему?

– Не знаю. Об этом почти ничего. Только что «ребёнок будет жить, всё уладили». Может, сам «ребёнок» знает больше?

– Давай её сюда!

– Пожалей мои старые косточки.

– Ладно, не напрягай свои жалобные косточки. Нелли!

Леонтий смотрит с некоторой укоризной. Согласен, у нянюшки они тоже не молодые, косточки в смысле, но не самому же мне бежать к служанкам. Снова!

Нелли является как обычно быстро.

– Кого на этот раз? – спрашивает.

– Что «кого»? – интересуюсь подозрительно.

– Вам к столу подать, – снова губа и бровь вверх ползут.

– Клессу! – рявкаю, не в настроении я шутить. – И живо!

Нянюшка исчезает, оставляя после себя сомнения. Неужели и она тоже знала? Или всё же скрыли отменно, ведь даже сысковик не догадался?

Клесса влетает спустя несколько мгновений, взволнована очень. Останавливается на пороге, окидывает нас испуганным взглядом, словно недоумевая.

– Звали, хозяин? – спрашивает. – Я уж по словам Нелли решила, случилось что и помощь нужна.

– Случилось, – соглашаюсь, делая рукой жест, чтобы подошла.

Клесса приближается к столу, взгляд падает на тетради. Вздыхает судорожно.

– Узнаёшь? – спрашиваю. Кивает обречённо. – Я слушаю! – рявкаю.

– Жаль, матушка не разрешила уничтожить. Говорила, сердце подсказывает, что могут пригодиться. Да только кому это пригодится-то… Лучше бы не ворошить прошлое. Рецепты давно уж переписаны.

– Клесса, не виляй! – раздражаюсь. – Рассказывай всё, что знаешь!

– Так там же всё написано, – удивляется.

– Не всё!

– Ну… матушка мне открыла, как семнадцать исполнилось. Долго она ребёнка не могла зачать. А ведь у знахарок, знаете, всё по-особенному. Не от каждого и получится, сила, что передаётся по наследству, не любого родителя признает.

– Она любила его? – спрашивает Леонтий, по-моему, пытаясь настроить меня на миролюбивый лад. Да откуда в душе миру взяться, с такими-то новостями?!

Клесса пожимает плечами, отвечает, глядя в глаза:

– Не знаю. Не думаю. Ездила она к какой-то знахарке или ведьме сильной, и та сказала, что зачать сможет только от человека из другого мира, наделённого силой. Когда ваш отец появился, мать покой и потеряла. Почти три года ждала удобного случая. Он-то ведь на неё не смотрел даже, только вашу маму и видел. И дождалась. Да силой он действительно был наделён недюжинной, иномирной. Хотела она дать зелье забвенья, но не успела. Сопротивлялся привороту, понял всё, что произошло. Тогда матушка бросилась ему в ноги и рассказала, как есть. Просила только одного, дитя не губить. Сказала, что сохранит тайну да никогда ни она, никто из нашего рода не будут претендовать на родство с Владыками или иные… привилегии.

– А ты, стало быть, претендуешь! – изобличаю.

– Я? – удивляется Клесса. – Да что вы, я бы в жизнь вам не сказала! Не раз уж думала, супротив матушкиной воли сжечь тетради. Да они же в тайнике лежали, вашей печатью скрытом, вот и не знала, как достать-то, а всякое применять… не решалась. Простите.

– С кем сговорилась?

– Ни с кем, хозяин! Не причастна я к вашим каминам!

Хм. Сестра. Никогда у меня не было сестры. Неожиданное чувство. Точнее была, оказывается. Всегда рядом. Не побоялась, бросилась спасать после демонического ранения. И выходила ведь.

– Может, озлилась, что Тарию селяне извели за меня?

– Не за вас, – отвечает хмуро. – Любили вашего батюшку тут, да и вас тоже. А тогда сумасшествие на всех нашло, страшно стало, слухи пустили, будто это вы войну затеяли, будто другие Владыки мстить пришли, мол, за нападение на Хранителя Времени. Ходил там тип какой-то, науськивал. Вот они и науськались. Люди, знаете, в толпе соображение теряют.

– Что за тип? – уточняю подозрительно.

– Не помню, не до того мне было.

– Сколько же этих типов развелось? – смотрю на Леонтия. Сысковик кивает, согласен со мною.

– Я так и не нашёл концов, – отвечает. – Никто толком припомнить не может.

– Магия?

– Да толпу и без магии разогреть пустяковое дело, – угрюмо отвечает Клесса.

– Простила бы ты их, – мягко увещевает Леонтий. – Не ведали же что творили. Лучшей знахарки в окрестностях нет.

– В следующий раз пусть ведают! – отрезает Клесса. Я бы тоже не простил, за родителей-то. Наверное.

– А ты зачем к себе в дом ходила? – спрашиваю. Показываю на кресло, а то негоже девушке стоять, когда два мужика расселись.

Садится с благодарностью, глаза отводит.

– Вы ругаться будете, – говорит.

– Уже начинаю! Рассказывай!

– Аши ведь вам нравится?

– Да твоё какое дело!

– Просто… не давал мне покоя её рисунок, который у Источника проявился.

– А у тебя, кстати, что проявилось?! Под платьем там дрыгалось!

– Ничего у меня не дрыгалось! Меня Источник позвал. Были бы вы в силе, заметили бы.

Надо же. Задумываюсь, смотрю на Леонтия, да тот непроницаем. Трёт свой жуткий шрам под тонкой чёрной маской. Дома обычно без неё ходит, а тут надел почему-то.

– А ты что ответила? – интересуюсь.

– Ничего, – буркает Клесса. – Я матушкину волю нарушать не собираюсь.

– И что же Аши?

– А вот, – достаёт из кармана листок, разворачивает, привстаёт положить на стол. – Перерисовала. Такие узоры – разные печати, связанные с демонами.