– Вполне возможно, – ответил Лэнгдон. – Да Винчибыл большим шутником, к тому же компьютерный анализ «Моны Лизы» и автопортретовсамого да Винчи подтверждает сходство этих двух лиц по основнымантропометрическим показателям. Но что бы там ни замыслил да Винчи, –продолжил Лэнгдон, – его «Мона Лиза» не мужчина и не женщина. Онасоединяет в себе противоположные свойства. Это слияние двух начал.

– Может, это вы так интеллигентно выражаетесь, как принято увас в разных там гарвардах. Вместо того чтобы просто сказать: урод эта МонаЛиза и больше ничего!

Теперь уже Лэнгдон расхохотался:

– Возможно, вы правы. Но Леонардо да Винчи оставил нам ключ,подсказку на то, что в портрете соединяются противоположные свойства. Выкогда-нибудь слышали о египетском боге по имени Амон?

– Черт, еще бы! Конечно! – воскликнул какой-тоздоровяк. – Это же бог мужской силы!

Лэнгдон был потрясен.

– Так написано на каждой упаковке с презервативами«Амон». – Здоровяк ухмыльнулся. – И на ней еще нарисован парень сбараньей башкой, а ниже сказано, что это египетский бог плодовитости.

Лэнгдону была неизвестна эта марка, оставалось лишьпорадоваться тому, что производители этого профилактического средства выбралиудачное название.

– Молодец! Да, Амона действительно изображали в виде мужчиныс головой барана. Известна неразборчивость в связях этого животного, ну аизогнутые рога лишь призваны подчеркнуть напор и сокрушительную сексуальнуюсилу. У нас таких мужчин называют на сленге «боец».

– Правда, что ли?

– Правда, – ответил Лэнгдон. – А известно ли вам,кем была партнерша Амона? Египетская богиня плодородия. Как ее звали?

Аудитория молчала.

– Изис, или Исида, – сказал Лэнгдон и взял кусокмела. – Итак, у нас имеется бог-мужчина, Амон. – Он написал на доскеото слово. – И богиня-женщина, Изис. В древности ее имя египтяне отражалипиктограммой, которую можно прочесть как Л' ИЗА.

Лэнгдон дописал и отступил на шаг от доски.

АМОН Л' ИЗА

– Ну, смекаете, что у нас получилось? – спросил он.

– Мона Лиза… святый Боже! – ахнул кто-то иззаключенных. Лэнгдон кивнул:

– Так что, как видите, джентльмены, не только лицо Моны Лизыпредставляет собой загадку. Само ее имя является анаграммой божественногослияния двух начал, мужского и женского. Это и есть маленький секрет да Винчи,именно поэтому Мона Лиза так загадочно улыбается нам. Будто знает нечтоособенное, недоступное больше никому.

– Дедушка был здесь! – воскликнула Софи и резкоопустились на колени футах в десяти от картины. И указала на высвеченноефонариком на паркетном полу пятно.

Сначала Лэнгдон ничего не увидел. Затем, опустившись наколени рядом с ней, разглядел крошечную капельку высохшей жидкости, издававшуюслабое свечение. Что это? Чернила? И тут он вспомнил, как обычно используютсяспециальные маркеры. Кровь! Софи права. Перед смертью Жак Соньер действительнонанес визит «Моне Лизе».

– Он бы сюда просто так не пришел, – прошептала Софи иподнялась. – Знаю, где-то здесь он оставил мне еще одно сообщение. –Она подбежала к картине и осветила пол прямо под ней. Потом начала водитьлучиком света по голому паркету. – Здесь ничего!

В этот момент Лэнгдон различил на пуленепробиваемом стеклекакое-то слабое свечение. Взял Софи за руку и медленно притянул ее к себе.Теперь оба они смотрели на картину.

И застыли, точно громом пораженные.

На стекле поперек лица Джоконды высвечивались красным шестьслов.

Сидя за столом в кабинете Жака Соньера, Колле прижималтрубку к уху и недоверчиво щурился. Правильно ли я понял Фаша?

– В куске мыла? Но как Лэнгдон мог узнать о маячке?

– Софи Невё, – ответил Фаш. – Это она ему сказала.

– Но зачем?

– Чертовски хороший вопрос, но я только что слышал запись,подтверждающую, что именно она помогла ему сорваться с крючка.

На миг Колле лишился дара речи. О чем только думала этаНевё? И у Фаша есть доказательства, подтверждающие, что она сорвала операциюсудебной полиции? Софи Невё следует не просто уволить, ее надо отдать под суд!

– Но, капитан… а где сейчас Лэнгдон?

– Там, в музее, где-нибудь еще сработала сигнализация?

– Нет, сэр.

– И ни один человек не пролезал под решеткой у входа вБольшую галерею?

– Нет. Мы поставили там охранника музея. Как вы приказали.

– Ладно. В таком случае Лэнгдон должен быть где-то в Большойгалерее.

– Здесь, у нас? Но что ему тут делать?

– Охранник Лувра вооружен?

– Да, сэр. Он старший по званию.

– Отзовите его, – скомандовал Фаш. – Всех людейнадо бросить на охрану выходов из здания. Чтобы расставить моих людей попериметру, понадобится несколько минут. И я не хочу, чтобы Лэнгдон ускользнул. –Фаш умолк и после паузы добавил: – И еще скажите охране, что агент Невё, повсей видимости, где-то с ним. С Лэнгдоном.

– А я думал, агент Невё ушла.

– Вы что, видели, как она выходила?

– Нет, сэр, но…

– Никто из наших людей, дежуривших на улице, тоже не видел,как она выходила. А вот как входила – видели.

Колле был просто потрясен наглостью и безрассудством Невё. Неужелиона еще в здании?

– Давайте действуйте! – рявкнул Фаш. – Ко времени,когда вернусь, чтоб Лэнгдон и Невё были у вас в наручниках!

Водителя грузовика отпустили, и Фаш принялся инструктироватьсвоих людей. Роберт Лэнгдон доставил им сегодня немало хлопот. А с учетом того,что теперь ему помогает агент Невё, загнать его в угол будет труднее, чем онпредполагал.

И Фаш решил не рисковать.

Половину своих людей он отправил обратно к Лувру следить завсеми входами и выходами. А остальных послал к единственному месту в Париже,которое могло бы служить Лэнгдону безопасным пристанищем.

Лэнгдон с изумлением разглядывал шесть слов, начертанных напуленепробиваемом стекле. Казалось, они парят в воздухе, отбрасывая неровнуютень на загадочную улыбку Моны Лизы.

– Приорат, – прошептал Лэнгдон. – Еще однодоказательство, что ваш дед был членом братства!