Он поднялся и, стоя лицом к алтарю, трижды осенил себякрестом. Затем повернул влево и зашагал вдоль медной блестящей полоски кобелиску.

В этот момент шасси авиалайнера коснулось взлетной полосымеждународного аэропорта Леонардо да Винчи в Риме, и легкий толчок пробудилзадремавшего в кресле епископа Арингаросу.

– Benvenuto a Roma[34], – раздалсяголос из динамиков.

Арингароса поднялся из кресла, расправил складки сутаны ипозволил себе улыбнуться, что делал крайне редко. Он был рад, что отправился вэто путешествие. Слишком долго отсиживался в окопах. Сегодня правила игрыизменились. Всего пять месяцев назад Арингароса опасался за будущее своей веры.Отныне, с Божьей помощью, все будет складываться иначе.

Священная интервенция.

Если сегодня в Париже все пройдет по плану, то вскоре он,Арингароса, завладеет тем, что сделает его самым могущественным человеком вхристианском мире.

Софи, запыхавшись, остановилась перед высокими деревяннымидверьми в Саль де Эта, маленький зал, где хранилась «Мона Лиза». Перед тем каквойти, невольно оглянулась на то место, где ярдах в двадцати от нее лежало наполу все еще освещенное прожектором бездыханное тело деда.

Софи пронзила острая тоска, смешанная с чувством вины. Запоследние десять лет этот человек много раз протягивал ей руку для примирения,но она отталкивала ее. Письма и посылки так и остались невскрытыми и лежали вящике комода – немые свидетели ее нежелания увидеться с дедом. Он лгал мне! Онскрывал от меня свои постыдные тайны! Что я должна была делать? Она выбросилаего из своей жизни. Полностью и окончательно.

И вот теперь дед мертв и пытается говорить с ней уже измогилы.

«Мона Лиза»…

Софи толкнула тяжелые двустворчатые двери. Они распахнулись.Секунду она неподвижно стояла на пороге, осматривая небольшой зал прямоугольнойформы. И он тоже купался в тусклом красноватом свете. Саль де Эта являлся однимиз немногих тупиков в музее и единственным закрытым со всех сторон помещением всамом центре Большой галереи. Напротив двери, на стене, висело большое полотноБоттичелли. Под ним, на блестящем паркетном полу, восьмиугольный диван,казалось, так и звал многочисленных посетителей присесть и передохнуть передтем, как увидеть и восхититься самым ценным экспонатом Лувра.

И тут Софи поняла, что ей не хватает одной важной детали. Черныйсвет. Она снова взглянула на то место, где лежал дед, вокруг были разбросаныразличные приспособления, которыми пользовались полицейские. Если дед оставилей какую-то надпись в зале «Моны Лизы», то она наверняка сделана специальным«невидимым» маркером.

Собравшись с духом, Софи зашагала к месту преступления.Стараясь не смотреть на деда, порылась в коробке с инструментами и нашламаленький ультрафиолетовый фонарик. Сунула его в карман свитера и поспешилаобратно, к распахнутым настежь дверям в Саль де Эта.

И едва переступила порог, как в коридоре послышалсяприглушенный топот. Шум приближался. Здесь кто-то еще! В следующее мгновение изкрасноватого полумрака вынырнула фигура. Софи отпрянула.

– Вот вы где! – послышался хрипловатый шепот РобертаЛэнгдона, и он материализовался прямо перед ней. Облегчение было лишьсекундным.

– Роберт, я же сказала вам, вы должны убраться из музеянемедленно! Если Фаш…

– Где вы были?

– Ходила за фонариком, – прошептала она в ответ ипокачала фонарик. – Если дед оставил мне сообщение, оно…

– Послушайте, Софи! – Лэнгдон впился в нее голубымиглазами. – Эти буквы, P. S., они вам ничего не говорят? Хоть что-нибудьони для вас значат?

Опасаясь, что звуки их голосов эхо разнесет по всей галерее,Софи схватила Лэнгдона за рукав и втянула в маленький зал, а затем тихопритворила высокие двойные двери.

– Я же вам уже говорила. Это инициалы от прозвища ПринцессаСофи.

– Да, помню, но вы нигде с ними больше не сталкивались? Может,ваш дед использовал эти две буквы как-то еще? Ну, скажем, в виде монограммы?

Вопрос удивил Софи. Как только Роберт догадался? Онадействительно видела эти буквы в виде монограммы. То было накануне ее днярождения, ей исполнялось девять. Втайне от деда она обыскивала дом в надежденайти спрятанные подарки. С тех самых пор она и невзлюбила всякие там секреты. Любопытно,что же дедушка приготовил для меня на сей раз? Она рылась в шкафах и ящикахкомодов. Может, купил куклу, которую мне так хотелось? Если да, то где он ееспрятал?

Обшарив весь дом, но так ничего и не найдя, Софи покусиласьна святая святых – дедову спальню. Собравшись с духом, тихонько приотвориладвери и скользнула в комнату. Вход сюда ей строжайше воспрещался, но сам дедспал в это время внизу, и гостиной, на диване.

Только гляну одним глазком – и все!

Подкравшись по скрипучему полу к большому встроенному шкафу,Софи проверила полки за одеждой. Ничего. Потом заглянула под кровать. Тоженичего. Подошла к бюро, стала по очереди выдвигать ящики и заглядывать в них. Еслиуже и спрятал, так только здесь! Но вот она добралась до самого нижнего ящика,но не обнаружила и намека на куклу. Сердито выдвинув последний ящик, Софиувидела там ворох какой-то черной одежды – она никогда не замечала, чтобы дедносил такую. Сдвинула и сторону тряпки, и тут вдруг в дальнем углу что-тоблеснуло. Золото! Сначала ей показалось, что это карманные часы на цепочке, нодед никогда не носил их. И тут она поняла, и сердечко ее бешено забилось.

Ожерелье!

Софи осторожно вытянула его из ящика. И увидела, что наодном конце подвешен золотой ключик, усыпанный бриллиантами. Тяжелый,сверкающий. Затаив дыхание, она рассматривала ключ. Таких прежде ей видеть недоводилось. Обычно ключи были плоские, с зубчатым краем, этот же имел формуцилиндра, треугольного в поперечном сечении, и был весь покрыт мелкимивпадинками. А венчал его крест, но тоже необычный, с равными по длинеперекладинами, отчего он походил на знак «плюс». А ровно посередине крестукрашал какой-то странный символ: две буквы, переплетенные между собой иобразующие нечто похожее на цветок.

– P. S., – прошептала она, всмотревшись в узор. Что жеэто означает?

– Софи! – окликнул ее дед. Он стоял в дверях.

Вздрогнув от неожиданности, она обернулась и выронила ключ.Он, звякнув, упал на пол. Софи не осмеливалась поднять глаза на деда.

– Я… я искала свой подарок на день рождения, –пролепетала Софи, понимая всю неприглядность своего проступка.

Дед стоял в дверях и молчал – казалось, целую вечность. Потомогорченно вздохнул: