«Мей означает магика, не относящегося к трем высшим. Это собирательное название», – занудно пояснил урмиус, пока я взбиралась к четвертому ряду.

«Трем высшим?»

«Трем: эргонам – самым мудрым из высших магиков, грифонам – самым сильным и быстрым и фенирам – самым магически одаренным. Но фениры уже много веков не являлись на Выбор».

«Являлись?» – переспросила я.

И почувствовала, как урмиус закатил глаза. На мое недоумение пояснил:

«Связь становится крепче. Когда ты дашь мне имя, ее уже будет не разорвать, а мы будем ощущаться как единое целое, – и тут же продолжил: – Магики не являются жителями этого мира. Раз в год их призывают на Выбор, где они выбирают себе того, с кем хотят разделить вечность и стать верным соратником…»

Урмиус что-то еще говорил, но я уже не слышала, потому что увидела его – маленького, невзрачного, еще неоперившегося птенца, одиноко застывшего на огромной площадке.

Я и сама не поняла, как оказалась у этой статуи и протянула руку к нему, желая.… Не знаю, чего я желала, но мне до ужаса хотелось его приласкать и согреть, сказать ему, что он не один. В нем я видела себя – неловкого, угловатого, непохожего, потерянного в чужом мире подростка, и девушка, которую никто не пригласит на дискотеке, не выберет, потому что она не такая, как все…

Едва мои пальцы коснулись мраморной головы, как их охватило оранжевое сияние и тысячи маленьких молний разбежались в разные стороны, поднимая шерсть на птенце. Руку кольнуло ответными разрядами, а потом ее лизнул шершавый язык, и я засмеялась от этой ласки.

Он не был птицей, такой, какими я привыкла их видеть, если не считать пингвинов, сходство с которыми было отдаленным, но, тем не менее, выраженным. Меховой комок грязно-серого цвета прямо стоял на двух мощных коротких лапах и был ненамного выше меня, теряясь на фоне огромных магиков.

– Эрнас, – прошептала я всплывшее невесть откуда имя.

Откуда-то пришло понимание, что это именно оно. Его. Правильное, истинное. А сверкнувшие ледяным огнем глаза, лишь подтвердили эту убежденность.

«Ну вот, кого-то сразу назвали, а кому-то за целый день имя придумать не могут», – обиженно пробубнил урмиус.

«Рагнар», – выпалила, бросая взгляд на досадно потирающего мохнатыми лапками мордочку паука, и вспомнив про «меховые штаны»*.

Урмиус довольно застрекотал, вытянулся, увеличившись в размере раза в два, и затопив меня волной счастья и радости, замолчал.

Я же перемены с пауком почти не заметила, зато с интересом следила за тем, как меняется мой птенец, расправляя огромные в размахе крылья, твердые, как закаленная сталь. Как наполняются ярким светом неестественно синие глаза со зрачком-щелочкой, и слазит с тельца пушок, оставляя мелкие и короткие, похожие скорее на волоски, золотисто-оранжевые перья. Длинный чарующий своей яркостью павлиний хвост и две маленькие лапки там, где их не должно быть у птиц, зато были у их предков – архозавров.

И снова волна щемящей нежности и любви затопила меня, наполняя радостным предвосхищением, заставляя ликовать каждую клеточку моего тела в необычной эйфории перерождения …

А потом меня накрыло оглушающей волной ненависти и презрения, и спокойную тишину разорвал человеческий крик…

Вздрогнув, обернулась на крик, и испуганно замерла от увиденного.

Не смирившись с отказом, принц, каким-то чудом забрался на эргона и теперь, опасно балансируя, и бешено взмахивая, раскинутыми в стороны руками, в попытках удержать равновесие, что-то громко и с остервенением орал.

Меня окатило волной презрения и раздражения, а потом обожгло холодной яростью.… И это были не мои ощущения, но задаваться вопросом, было просто некогда.

– Заткнись! – заорала я, кидаясь навстречу этому не шибко одаренному, решившему, что он может повелевать магическим зверем, превосходящим его в несколько раз: – Замолчи!

Но разбушевавшийся принц не успокаивался, истерично требуя подчинения на основании того, что он кронпринц какого-то Пефраука.

Мгновение, и эргон ожив и извернувшись, сбросил с себя неудачливого всадника, разворачиваясь в его сторону и выдыхая пар из ноздрей.

– Нет! – закричала уже эргону, под аккомпанемент душераздирающих, наполненных болью воплей.

И когда он повернул ко мне голову, отвернувшись от жертвы, машинально подняла вверх руки, ладонями к эргону:

– Уходите, возвращайтесь в свой мир, если никто не хочет его выбрать.

«И что же ты будешь с ним делать? Оглянись, отсюда не выбраться без магика!» – пророкотал раскатистым басом эргон в моей голове.

Прищурившись, окинул меня выжидательно-любопытным взглядом.

– Что-нибудь придумаю, – признавая его правоту, пробормотала я.

«На фенира можешь не рассчитывать. Ему еще много магии нужно впитать для полного перерождения, а он уже почти иссушил тебя».

Страх кольнул острой иголочкой несмотря на то, что я пока не понимала всей сути магии и не умела ее использовать, но и терять это неведомое сокровище не хотелось. Будто мне предложили отдать кусочек печени или почку – вроде и без них жить можно, но все равно уже как-то не так.

– Неважно. Если будет нужно еще – отдам все, – ответила я, ничуть не кривя душой. – Мне не жалко.

«Глупая. Отдавать все нельзя – выгоришь. А некоторые и вовсе не стоят таких жертв. Вот сжег бы я этого будущего правителя и народ Пефраука, наверняка, сказал бы мне «спасибо».

«Не факт. Его смерть, может погрузить страну в хаос. И не одну. Да, и он уже получил довольно болезненный урок», – мысленно вывалила приходящие на ум возражения.

«Думаешь, достаточно?» – скептически посмотрел на все еще катающегося по земле принца эргон.

«Жизнь рассудит», – философски заметила я, гася порыв броситься и оценить раны, с тревогой убрав руки принца от лица. Пар, конечно, дело страшное, но не настолько же, чтобы несколько минут метаться, визжа от боли. Да, и регенерация у правителей хорошая.

«Не арх – тряпка. Только и может, что зубочисткой своей махать», – презрительно фыркнул эргон, оплевывая принца.

Промолчала. Да, и что я могла ответить? Лишь смотреть, как вертится принц, словно уж на сковородке, не предпринимая попыток приблизиться. Я не самоубийца, чтобы вставать под обжигающий пар. А вдруг там не только пар из широко раздувающихся ноздрей, но и пламя изо рта?

«Правильно мыслишь, девочка», – рассмеялся эргон, легко читая мои мысли.

Тут все менталисты или только мне так везет, что все без спросу лезут в голову?

Эргон урчаще рассмеялся:

«Это ты.… Как это ты сказала? Менталист. Ты читаешь мои мысли, и ты мне транслируешь свои, а не наоборот. Кто вас учит, недотеп?».

«Никто», – призналась я, вспоминая о том, что еще несколько дней назад могла только мечтать о магических способностях.