Тому, кто придумал правило ночевать с магиками, явно не приходилось делать этого в выделенной комнатушке сразу с двумя.

– Нда…. Повезло еще, что у меня нет эргона, – пропуская в комнату своих питомцев, пробормотала я.

Комната и так была небольшой, как моя спальня в старой хрущевке. Но когда в нее протиснулись два магика, пространство сжалось настолько, что я ощутила себя запертой в каменном склепе. Была в детстве такая практика.… Брр. До сих пор морозит от проделки мальчишек и страха, что я тогда натерпелась.

– Вы проходите, присаживайтесь. Будьте как дома, но не забывайте, что в гостях, – улыбнулась я, произнося стандартную фразу.

Вытащила из-под подушки свою привычную одежду для сна, отправилась в душ. Пока шла, раздумывала над тем, насколько папа всегда оказывался прав. Почему-то сегодня сдерживаемые воспоминания о большом и теплом, как плюшевый мишка, мужчине, что всегда бережно поддерживал меня, хлынули безудержным потоком, и я, стоя под струями горячей воды, беззастенчиво разревелась, смиряясь с потерей.

В голове перемещалось все старое, прошлое, уже давно забытое и новое, сегодняшнее, еще не до конца осмысленное и пережитое, и эту лавину я ничем не могла остановить. Я словно видела все со стороны, как какое-то интересное кино.

– Папочка, ну вот скажи, зачем мне этот нудный этикет, если можно сразу в глаз? – вопрошала девочка с двумя кривыми хвостиками, сбитыми коленками и отсутствующей парочкой передних зубов.

– Потому что не всегда стоит сразу в глаз, принцесса. А этикет.… Это оружие, которое есть у каждого воспитанного человека. Ты в смущении, тебе сказали что-то обидное, и ты не знаешь, что на это ответить. Или зашла в комнату и над тобой все смеются. Можно кинуться в бой и даже сразить всех противников, а можно спрятаться за вежливыми словами и спокойно поставить всех на место. Как думаешь, где у тебя больше шансов одержать победу?

Девочка морщит нос, привычно прикусывает падающую на лицо прядь длинной челки и смотрит так серьезно и проницательно, будто понимает что-то тайное.

– Ладно, выучу я твой этикет. И все эти нудные ложки.

– Пап, ну почему… он же мне так нравился? – сквозь всхлипы спрашивает девочка-подросток, беззастенчиво вытирая нос о шикарную рубашку мужчины.

– Что ты с ней возишься? И не держи ее на коленях. Она уже взрослая, – перекрывает ее рыдания голос матери.

И от этого грубого окрика рыдания становятся лишь сильнее. Ей уже четырнадцать, и она уже давно переросла папины коленки. Она знает это, но не может отказаться от успокаивающего отцовского тепла, от чарующего аромата кофе, лимона и миндаля, кутаясь в его любовь как в теплый флисовый плед.

– Глупая моя малышка, – стирает слезы с ее щек отец, – сколько еще раз будет разбиваться твое сердечко, пока окрепнет и научится стойко переносить невзгоды. Даже я когда-нибудь стану причиной твоих слез.

Последняя фраза что-то цепляет. Рыдания по поводу разочарования в первой симпатии сразу стихают. Девочка отстраняется, чтобы посмотреть на него:

– Ты? Пап, ну ты же никогда не обидишь меня, – заявляет она со всей убежденностью юного сердца.

– Все может быть, принцесса. Все может быть. Но помни всегда, что я тебя люблю.

– До луны и обратно? – переспрашивает, улыбаясь и забывая обо всех своих горестях. Это их пароль, заимствованный из когда-то прочитанной на ночь сказки*

– Скорее до самой-самой Кассиопеи, – отвечает папа и начинает привычно щекотать, а она смеется и визжит, зная, что Кассиопея – это самая дальняя звезда, видимая невооруженным взглядом.

За этими картинками селевым потоком хлынуло одиночество и опустошение, от которых так хочется выть. Шмыгнула носом, сползая по стенке. Безудержную плотину воспоминаний не остановить. Я, словно выпустила джина из бутылки.

– Тише, ну ты чего? – вдруг оказывается кто-то рядом, поднимает, прижимая к теплому телу.

Вжимаюсь, радуясь такой поддержке. Интуитивно ощущая кого-то родного и близкого в этих объятиях.

– Все же хорошо? – спрашивает это кто-то, постепенно возвращая мое сознание.

– Папы больше нет, – срывается с моих уст отчаянное и так хочется крикнуть: «Уже никогда ничего не будет хорошо!»

– Так вон оно что, – шепчет все тот же укутывающий теплом голос, выдергивая меня из мрачных раздумий. – Спарринг?

Хмыкаю, моментально приходя в себя. Вспоминаю, где я и кто я. Кому что, а мальчишкам лишь бы подраться. Нет, я и сама не раз спускала пар в зале, но сейчас сил не осталось ни на что.

– Утром, – отвечаю, резко успокоившись. Отступаю на шаг, щурясь, смотрю в глаза парня-одуванчика. – Прости, а что ты делаешь в моем душе?

– Ээээ…. Дверью ошибся? – и посмотрел так вопросительно, словно это невыученный урок и я ему подсказать должна.

– Уверен? Вот аж настолько? – скептически хмыкнула в ответ, радуясь тому, что по забывчивости не сняла артефакт. Похоже, теперь мне и спать с ним придется.

– Ну, не совсем, – поморщился в ответ парень, лишая меня своего тепла. – Я ошибся дверью в спальню. Но не мог пройти мимо рыдающего…, – он сделал секундную паузу, подбирая нужное слово и брезгливо поморщившись, выдавил из себя: – парня.

– Лучше бы прошел мимо, – обернула я полотенце возле бедер, пряча за таким простым и несколько несвоевременным движением свое смущение. – Раз мы все выяснили, – выразительно перевела глаза на дверь.

Внутри все клокотало от досады и растерянности. Мало того, что кто-то потревожил мое одиночество, так еще этот кто-то стал свидетелем моей непростительной слабости. И как теперь завоевывать авторитет? Хотя вряд ли Одуван кому-то расскажет о происшедшем, но все равно. Именно в его глазах быть слабой мне хотелось меньше всего.

И, наконец, парень парня обнимает – это нормально? Почему-то именно эта всплывшая в самом конце рассуждений мысль возмутила больше всего.

– Ты это…, – замялся Джан, запуская руку в волосы. – Ты не стесняйся. Это нормально. Я тоже, когда умер отец, плакал. Правда, мне тогда было восемь…, – добавил растерянно.

– А мне двадцать, – пожала плечами, задетая последней фразой: – Ты все сказал? Я спать хочу, – и снова сопроводила слова выразительным взглядом.

– Про спарринг предложение в силе, если что…, – уже в дверях обернулся Одуван.

– Я не понятно сказал? Проваливай! – разозлилась я.

Джан отступил, скрываясь за дверью.

– Может лекаря позвать? Ты какой-то нервный, – выглянул парень, еще больше доставая меня.

– Тебе по слогам повторить? Про-ва-ли-вай! – вскипев от ярости, бросила я, сжимая обмылок в руке.

– Может, все же лекаря?