— Это очень... остроумно.

— А твой как?

— У меня никогда не было домашних животных.

— Никогда? Даже золотой рыбки или птенца, которого тыспасла?

— Никогда. — В том, что касалось домашних животных, родителиЛили были непреклонны. «Им никогда не пережить хозяина, — убеждала ее мать. —Они стоят кучу денег, а потом разбивают тебе сердце».

Чарли пошевелилась рядом с ней.

— Я бы хотела иметь собаку. Мама и папа не разрешали намзавести собаку, а мне хотелось этого больше всего на свете.

Воцарилось молчание. Лили подумала, что Чарли задремала, нотут она снова зашевелилась.

— Лили?

— Да?

— Я боюсь.

— Знаю, дорогая. Но тебе ничто не угрожает.

— Я не об этом. — Чарли отодвинулась, чтобы видеть Лили. Впризрачном лунном свете глаза девочки казались огромными. — Я боюсь... что ониразозлились на меня.

Потому что я плохо училась в школе и воровала вещи. Может,поэтому они и...

— Боже мой! — Лили сжала в ладонях щеки Чарли. — Это совсем,совсем не так. Твои родители любили тебя всем сердцем.

— Но они злились из-за того, что я воровала вещи.

— Никогда. Ни они, ни я. Твои мама и папа никогда, ни за чтоне хотели бы, чтобы ты так думала. У нас была встреча, потому что мы любим тебяи заботимся о тебе. Веришь, это чистая правда.

Чарли кивнула.

— Ладно.

Лили подняла девочку и отнесла в ее кроватку. Подоткнулаодеяло и положила рядом с Чарли ее любимые игрушки — потрепанную овечку иодноглазую обезьянку.

— Тебе пора спать.

— Хорошо. Лили!

— Да?

— Я думала насчет песни.

— Песни?

— Для похорон.

Лили затаила дыхание. «Держись, — приказала она себе. — Надодержаться».

— И что же это за песня?

— Про радугу. — Ученики третьего класса разучивали эту песнюв школе, и Чарли она очень нравилась, отчасти потому, что в ее оригинальнойверсии пел лягушонок Кермит.

Лили наклонилась и поцеловала Чарли в лоб.

— Думаю, мы можем это устроить.

И что еще значит умирать,

Если не стоять под солнцем и таять на ветру?

Калил Гибран

Ранним утром в день похорон брата Шон Магуайер играл партиюв гольф. Если кому-то это и казалось неуважением, ему было плевать. На этомполе они с Дереком провели детство. Вместе прошли каждую лунку бессчетноеколичество раз. Они знали здесь каждую травинку, каждое препятствие, каждуюямку. Они смеялись, поддразнивали друг друга и соревновались на этом поле взолотые дни своей юности. Мысль о том, что с ними может приключиться что-топлохое, не приходила им в головы.

И долгое время все шло прекрасно. Братья играли в гольф встарших классах школы и в колледже, поднося почетные ленты и кубки к ногамПатрика Магуайера как священные дары. Оба с первого раза прошли турнир«Кью-Скул» и получили карты Ассоциации профессионального гольфа. Дерек,старший, был трудолюбивым и стабильным игроком. Шон, более одаренный, но менееупорный, всегда находился в тени брата, но это происходило по его собственнойволе. В сущности, Шону нравилось его положение. Люди не возлагали на негоособых надежд, поэтому он редко разочаровывал их. А иногда, как в тотзамечательный год в Огасте, даже удивлял.

Теперь, когда Дерека не стало, ему предстояло выйти из тени,и Шон не был уверен, что вынесет пристальное внимание к себе. Ред сделал все,чтобы удержать прессу в рамках, однако когда такая прекрасная пара на взлетежизни и карьеры внезапно погибает при загадочных обстоятельствах, слухов неизбежать. Репортеры и операторы так и вились вокруг них. «Что для вас значилопотерять брата?» От этого вопроса кровь вскипала у Шона в жилах.

Что значило для него потерять брата? Они что, издеваются?Какой ответ он может дать на этот вопрос?

Ему приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы показатьсебя стоиком. Он вел себя как семейный человек, каким и стал сейчас, хотячувствовал себя полной развалиной. Шону снились кошмары. Дознаватели издорожной полиции не обнаружили тормозного следа там, где машина Дерекасорвалась с обрыва. Шон постоянно представлял себе, как Дерек и Кристел падаютвниз на фоне стоящей в отдалении горы Тилламук, и смотрят друг на друга,потрясенные, недоумевающие — ведь они летят.

Он не умел переживать потери, не умел прощаться и именнопоэтому оказался здесь этим утром, один на пустом поле. Стоя у первой метки,Шон глубоко вдохнул пахнущий свежей травой воздух, вбирая в себя красоту этогопейзажа, и неспособный заглушить мучительную боль внутри. «Черт побери, Дерек!— думал он. — Я скучаю по тебе». Между ними было соперничество, случалисьссоры, но они никогда не утрачивали любовь и уважение друг к другу.

Сейчас Шон играл один, посвящая этот раунд брату. На этойнеделе ему предстояло принять участие в своем первом большом турнире послевозвращения в Штаты, чтобы пробить себе дорогу в спорт. Вместо этого он говорилсвое последнее «прости» Дереку и, занося клюшку для первого удара, знал, чтоэто единственно верный способ попрощаться с братом.

Он сделал первый удар, и клюшка обрушилась на мяч, словнотопор палача. Мяч упал точно посередине между двумя лунками. Шон слышал, как онкоснулся земли, приземлившись именно там, где следовало, откуда его легче всегобыло отправить на грин. Весь раунд прошел точно так же — еще никогда он неиграл так хорошо.

Он делал длинные и короткие удары, идеальные подсечки, мячбудто магнитом тянуло к лунке. Как во время медитации, он полностьюсосредоточился на игре, забыв о сомнениях и ошибках. Каждый удар был даньюпамяти брату; счет, который Шон показал в этой партии, большинство игроков немогло себе даже представить.

«Это для тебя, Дерек», — подумал Шон, загнав мяч в последнююлунку с тридцати пяти футов.

Покидая поле, он наткнулся на Реда. Агент взял у него из руккарточку со счетом и бросил на нее короткий взгляд:

— Если тебе удастся показать такой результат на турнире, тысразу же вернешься в большой спорт.

— Угу. — Вместе они дошли до здания клуба, где Шон оставилсумку с клюшками. — Сейчас мне не до турнира.

— Сейчас нет, но... скоро. Я говорю серьезно, Шон. Чем ещетебе заниматься?

У Шона не было ответа на этот вопрос. Может, Ред прав? Емуникогда не удавалось удержаться на нормальной работе. Игра въелась в его плотьи кровь, он не был самим собой, когда не играл. Кем еще ему быть? Толькоигроком.