– А что он сказал… – начал Гризо.

– Потом объясню, – перебил Кама. – В Париже Гросицкий бывает наездами. У него ресторан в Лионе. Сажин сказал: Гросицкий должен отвезти девочку к себе. Сомнений нет – он на пути в Лион.

Последнюю фразу он договаривал, уже сбегая с лестницы вниз.

Анриетта не была свидетелем всех этих событий. Забытая всеми, она топталась у подъезда, то и дело собираясь уйти, но все же продолжая ждать. Ей было важно узнать, нашли ли дочь Анны. Как-никак она имела к этому прямое отношение, поэтому отправиться восвояси, не получив свою долю благодарности за помощь, не могла. Не так уж много радости в ее жизни, чтобы отказаться даже от малюсенького удовольствия побыть героем дня.

Между тем Париж проснулся окончательно, и улица постепенно наполнилась народом. Проходя мимо сильно накрашенной женщины, люди косились. Кто с любопытством, кто с презрением. На взгляды Анриетта не обращала внимания. Привыкла. Прислушиваясь к звукам, доносящимся из дома, она поневоле подумала, что люди, с которыми судьба свела ее совершенно случайно, живут совсем другой жизнью.

А ведь не останься она одна, без гроша в кармане много лет назад, тоже могла бы проявить себя на ниве борьбы с преступниками. А что? Она узнала дочку Анны по описанию, она устроила слежку, она придумала, как вызвать подкрепление. Ну не умница ли? У нее явно талант! Теперь стоит опробовать его на крикливой итальянке, который год донимающей всех соседей. Анриетту прилюдно обзывает шлюхой, а сама водит мужиков, чуть только ее Марчелло смоется из дома в кабак. Следует проучить нахалку и предоставить мужу доказательства ее развратности. Навык слежки освоен, чуть-чуть изворотливости, и она выведет итальянку на чистую воду, да так, чтобы узнали все соседи!

Вдохновившись открывающимися перед ней перспективами, Анриетта хохотнула и, достав папироску, оглянулась. У кого бы прикурить?

Из-за угла дома вышел мужчина, ведущий за руку девочку.

– Сейчас мы поедем к маме. Ты же хочешь к маме? – наклонившись к ребенку, спросил он.

Девочка молча кивнула.

– Ну тогда не плачь и шагай быстрей. Мы торопимся.

Ничего из сказанного Анриетта не поняла, потому что говорил мужчина не по-французски, однако теперь, когда Париж превратился в пристанище для сбежавших от новой власти русских, их язык могла распознать любая лоретка. Хотя бы для того, чтобы отказать в случае, если кто-нибудь из них попытается подступиться: русские в большинстве своем нищенствовали и в кавалеры даже на час не годились. Анриетта, правда, несколько раз соглашалась провести с ними время, но только из жалости.

Мужчина с девочкой поравнялись с нею.

– Прикурить не дадите? – шагнула к ним она.

– Не курю, – бросил мужчина по-французски, обходя ее.

На девочку Анриетта не смотрела. Незачем. Она и так поняла, что это Мари.

– Ах, извините, месье! – крикнула она в спину удаляющейся паре и в отчаянии оглянулась.

Где же Анна? Где смелые мужчины, помогавшие ей найти дочь?

Внезапно где-то наверху послышались резкие звуки. Матерь Божья! Да там стреляют!

И что ей делать? Бежать за мужчиной или, наоборот, прочь отсюда?

Впрочем, сомневалась Анриетта ровно две секунды, а потом бросила на землю папироску и устремилась за преступником, уводящим Мари от матери.

Не придумав ничего другого, она хотела нагнать его и, вцепившись в девочку, что есть мочи закричать что-то вроде: «Спасите! Убивают!» Уже набрала в рот побольше воздуху, как вдруг сзади кто-то навалился ей на спину и зажал рот горячей рукой.

– Молчи, ради бога, – прошептал он голосом Анны.

Обмершая от страха Анриетта с шумом выдохнула и повернулась.

У Анны глаза были на пол-лица и белые губы.

– Не кричи, умоляю, – прошептала она. – Мари может испугаться и закричать. У него оружие.

Анриетта была понятливой от природы, да и жизнь кокотки приучила соображать на ходу.

– Что будем делать? – уточнила она, готовая ко всему.

– Пойдем за ними. Судя по всему, он ведет Мари на вокзал. Там ты постараешься его отвлечь, а я заберу дочь.

– Насчет отвлечь, так это я профессионалка, – ответила Анриетта и сплюнула.

– Мы можем пойти за ними так, чтобы нас не заметили?

– Без труда! Я родилась в этом городе. Все ходы и выходы знаю наизусть. За мной, детка, и верь: мы ее вернем!

Анриетта подобрала пышные юбки и рванула в сторону от дороги.

– Пройдем дворами.

Анна молча двинулась следом.

– В Лион не попадешь из Аустерлица, – задыхаясь от быстрой ходьбы, просипела Анриетта. – Надо ехать с Лионского.

– Он путает следы. Поедет с пересадками.

– Значит, ждать своего поезда не станет. Сядет на первый попавшийся.

– Это плохо. У нас не будет времени.

– Ничего, как-нибудь управимся, – утираясь, выдохнула Анриетта.

Анна смогла только кивнуть в ответ.

Вокзал Аустерлиц кишел желающими уехать в другие города и пригороды.

Незнакомца и Мари женщины заметили в толпе у касс. Спрятавшись за колонной, поддерживающей высокие своды вокзала, они видели, как мужчина наклонился к окошечку, о чем-то поговорил с кассиршей и отошел с билетами в руке, но недовольный.

– Как видно, придется ждать, – прошептала Анриетта.

На их счастье, так и было. Ведя девочку за руку, мужчина направился к столикам небольшого кафе за кассами и заказал чаю. Он указал Мари на стул рядом. Девочка послушно села.

По громкоговорителю объявили, что поезд на Орлеан отправится в десять.

– Через полчаса, – взглянув на часы у входа, уточнила Анриетта.

– Ты готова? – пристально посмотрела на нее Анна.

Не отвечая, та поддернула лиф платья и вальяжной походкой двинулась к сидевшему за столиком преступнику.

Только бы он ее не узнал! Иначе сразу поймет, что за ним следили.

– Доброе утро, месье, – начала она, осклабившись и хлопая ресницами. – Какая хорошенькая у вас дочка. Просто ангел небесный! Она так похожа на мою крошку! Позвольте, я дам вашей девочке конфетку!

Мужчина посмотрел с неудовольствием, но, кажется, не узнал.

– Не стоит, мадам. Она боится чужих людей.

Не слушая, Анриетта плюхнулась на свободный стул и, вынув из ридикюля конфету, протянула Маше.

– Я вовсе не хочу пугать малютку, но от конфеты она не откажется, правда, крошка?

– Я же сказал: не стоит! – почти закричал мужчина.

«Боится, что девочка заговорит по-русски», – догадалась Анриетта и умоляюще сложила руки.

– Простите, месье! Просто я тоже мать и люблю свое дитя! К сожалению, я так редко вижу свою Клоди! Позвольте мне просто угостить вашего ребенка! Я не сделаю ей ничего плохого!

– Если вы не отстанете, я вызову жандармов, – прошипел, наклонясь к ней, мужчина.

– Жандармов? – округлила глаза Анриетта, прекрасно понимая, что ничего подобного он не сделает. – Да что же вы им скажете? Я, кажется, у вас ничего не прошу! Где написано, что нельзя угостить ребенка конфетой? Неужели вы собираетесь сдать жандармам несчастную мать за такой пустяк? Если меня и можно за что-то порицать, так только за то, что я редко навещаю свою крошку.

При этих словах «несчастная мать» разразилась рыданиями. На обливающуюся слезами женщину стали оборачиваться. Дело принимало неприятный оборот, и Гросицкий решительно встал. Маша при этом съежилась и закрыла лицо руками.

– Прошу вас оставить нас с дочерью в покое, мадам, – заявил он, нависая над докучливой бабой.

– Да за что же вы меня гоните! – патетически ломая руки, воскликнула Анриетта.

Увлекшись препирательствами, Гросицкий подошел к ней, выпустив из виду девочку.

Увидев, что Маша осталась одна, а Гросицкий стоит к ней спиной, Анна, прятавшаяся за стойкой, быстро подошла