к дочери, обхватила маленькое тельце, зажала ей рот и, шепнув: «Молчи, Маша», кинулась к выходу.

Она успела пробежать с десяток шагов, когда кто-то из посетителей кафе ахнул и указал на нее Гросицкому с криком:

– Ребенка похитили!

Стремительно обернувшись, тот выхватил из кармана пистолет и выстрелил в сторону бегущей прочь Анны. Пуля пролетела мимо и ударила в одну из колонн. Второй выстрел должен был угодить прямо в цель, но Анриетта изо всех сил ударила по руке с оружием, а потом всем телом навалилась на стрелявшего, крикнув:

– Скорее!

Растерянность Гросицкого длилась не более пяти секунд, затем он сбросил с себя Анриетту и кинулся, чтобы поднять упавший пистолет.

Анна поняла, что счет идет на мгновения. Сколько их у нее? Три? Или всего два? Достать оружие и выстрелить не успеет.

Пусть.

Она выпустила Машу и толкнула ее за колонну, а в следующий миг повернулась, закрывая девочку собой.

Гросицкий поднял оружие.

Дальнейшее она видела, как в замедленном фильме.

Выстрел прозвучал, но откуда-то сбоку. В руке Гросицкого дрогнул пистолет. Он попытался нажать на спуск, но не смог. Грянул второй выстрел, и Гросицкий зашатался, стараясь удержаться на ногах. Третий выстрел опрокинул его навзничь. На секунду все стихло, а потом справа и слева побежали люди, жандармы и почему-то собаки с волочащимися за ними поводками. Откуда-то появился Яков и направился к бегущим навстречу жандармам. Кряхтя и ругаясь, стала подниматься Анриетта. Громко заплакала Маша.

Ее плач привел Анну в чувство. Она кинулась к дочери и крепко прижала ее к себе, покрывая поцелуями грязное бледное личико.

– Все хорошо, Машенька, все хорошо. Мама здесь, с тобой, – шептала она, оглядывая девочку с головы до ног.

Эти несколько мгновений она не смотрела туда, где находился Гросицкий, поэтому не увидела, а только услышала: раздался чей-то крик, топот ног…

Инстинктивно, не пытаясь даже понять, что происходит, Анна повалила Машу на пол и развернулась навстречу опасности, доставая пистолет.

На этот раз она успела – потому что Гросицкий слабо двигал правой рукой и оружие держал нетвердо.

Ее выстрел оказался точным. Он упал и остался лежать с открытыми глазами.

Опустить пистолет самостоятельно она не смогла. Подошел Яков и разжал ее пальцы.

– Благодарю, – зачем-то сказала она, ни на кого не глядя.

Подбежала Анриетта и сразу кинулась к Маше.

– Дитя мое! Ты жива? Это тетя Анриетта! Не бойся!

Анна повернулась к дочери.

– Юта, а где Фефа? – спросила та, ни слова не понимая из причитаний Анриетты.

– Она ждет нас дома, – ответила Анна, стараясь не выпустить подступившие слезы.

– Я домой хочу.

– Я тоже, милая. Я тоже.

К ним подошли жандармы, но Яков быстро увел их за собой.

– Боже, как я испугалась, – пожаловалась Анриетта, потирая плечо. – Прямо дьявол, а не человек. В него палят, а он все оживает и оживает.

– Уже не оживет, – произнес кто-то за спиной Анны знакомым голосом.

Почему-то у нее плохо ворочалась шея. Криво и неловко подняв голову, она посмотрела вверх. Над ними стоял Кама и глядел на Машу.

Анриетта, которая в этот момент занималась тем, что отряхивала девочке одежду и поправляла волосы, погладила ее по ручке и кивнула в сторону подошедшего:

– Посмотри, дитя мое.

Маша подняла голову и взглянула на него очень светлыми, необычайно светлыми глазами, словно обведенными по краям угольком.

– Здравствуй, – сказала она и улыбнулась.

Он хотел взять ее на руки и не решился. Оглянулся на Анну. Та кивнула ободряюще.

Кама присел и осторожно взял Машину ладошку. Та не отняла. Поглядела внимательно и как будто изучающе. У Камы между лопатками пробежала дрожь.

Он хотел что-то сказать и не успел.

Протиснувшись сквозь толпу, подошел Лазута и бесцеремонно дернул Анну за руку, поднимая.

– Откуда у тебя пистолет? – удивился он, вертя в руках отданное ему Яковом оружие.

– Стащила из квартиры, – устало ответила Анна и уточнила: – Скорей всего, это Левицкой.

Подошел Яков.

– Я отвезу вас в больницу, – произнес он, переглянувшись с Егером.

Кама молча кивнул.

Пустые хлопоты вольдемара горовица

После больницы, убедившись, что здоровью Маши ничего не угрожает, Кама поехал в квартал Маре. Надо было двигаться дальше. Поиски Маши благополучно завершились, тело Вольдемара Горовица нашли, но Лазута и тот, второй, приехали в Париж по другому поводу. Как никто другой Егер понимал: без бриллиантов они не уедут.

А значит, надо помочь русским сыщикам их найти.

Анна проводила его к выходу. Он хотел поцеловать, но она отстранилась.

– Не могу сейчас. Прости.

– Это ты меня прости, – шепнул он и быстро вышел, надеясь вернуться через несколько часов.

В особняке Иды Рубинштейн его ждали не только Гризо и русские сыщики. К компании присоединился Доминик Жирар.

Центром действа, как и следовало ожидать, стала хозяйка дома.

Мизансцена была такова.

Сладкие восточные духи, приторный запах которых заставлял присутствующих задерживать дыхание каждый раз, когда Ида оказывалась рядом, оранжевый и желтый грим, черные вампирские губы, плотоядные взгляды вкупе с томными позами, которые она принимала на каждом шагу, бросали мужчин в жар.

Короче, Ида была в ударе.

Жирар и Гризо чувствовали себя в своей тарелке, чего не скажешь о русских. Кренин забился в угол и признаков жизни не подавал. Лазута не мог позволить себе капитуляцию, но и ему, судя по затравленному взгляду, приходилось туго.

Привычный к перформансам Иды Егер смотрел на все происходящее философски.

«Страсть лучше скуки», – сказала Ида однажды. Скучать она не позволяла ни себе, ни другим – это факт. Иногда он ловил себя на том, что восхищается этой женщиной. Ведь какой сильной надо быть, чтобы нести себя по жизни, словно экзотическую драгоценность, да еще бестрепетно сносить насмешки одних, зависть других, презрение и злобу тех, с кем приходилось оказываться рядом! Поистине эта женщина уникальна.

– Кто бы мог подумать, что послушный мальчик Вольдемар Горовиц, ставший при Советах унылым конторщиком, на самом деле главарь преступного сообщества, – произнесла она, качая носком туфли.

Жирар, предвкушающий увлекательную историю из семейной жизни подруги, немедленно поддакнул:

– Ты права. Настоящий мафиози.

– Крестный отец советского разлива! Смешно! – скривилась Ида и перекинула ногу на ногу, позволяя присутствующим любоваться длинной-предлинной ногой в ажурном чулке.

У нее в голове не укладывалось: сладкий мамин пирожок Вольдемарчик – глава кровавой шайки! На мгновение мелькнула мысль, что когда-то она, возможно, неверно оценила его потенциал.

– В тихом омуте всегда черти водились, – кашлянув и собрав волю в кулак, подключился Лазута. – Свою группу он формировал постепенно, годами. Одновременно формировалось представление о нем как о скучном служащем, старательном, но не хватающим звезд с неба, хорошем семьянине, добром соседе, садоводе-любителе, ну и… так далее.

– Хитрая бестия!

– Анна называла Вольдемара Горовица Стратегом. Уж больно хорошо умел все просчитывать, – кивнул Иван. – А еще у него было чутье. Такое, знаете, звериное, позволявшее много лет избегать ловушек, расставленных сыщиками. А их было немало, ведь дела за бандой числились громкие. Двенадцать крупных ограблений, и все успешные. Хотя в уголовном розыске не мальчики работают. Впрочем, ограбление – еще не самое страшное. За те годы, что шайка орудовала в Москве и Ленинграде, на их совести десятки трупов. У нас, еще когда город назывался Петроградом, были застрелены двое детей