сегодня главы многих школ, включая хребет Цанцюн, получили приглашения от монастыря Чжаохуа на общий совет. Совершенствующиеся этого города как раз собираются в путь.

* * *

Дорога в монастырь Чжаохуа пролегала через город Цзиньлань. Несколько лет назад этот прежде процветающий город подвергся небывалому бедствию, наверняка оставившему свой след на его лике, – если бы они так не торопились, Шэнь Цинцю непременно спустился бы под толстый слой облаков, чтобы взглянуть на него хотя бы одним глазком.

Миновав Цзиньлань, они вскоре прибыли к монастырю Чжаохуа. Буддийский монастырь, древний и величественный, располагался на склоне покрытой пышной зеленью горы. Обычно эта уединённая обитель славилась тишиной и спокойствием, но нынче она прямо-таки бурлила жизнью[91]: отовсюду слышался гул голосов, везде толпились люди, сквозь магические порталы на склоне горы то и дело проносились совершенствующиеся на мечах.

Остановившись у подножия ступеней, восходящих к Залу сокровищ великого героя[92], Лю Цингэ велел Шэнь Цинцю:

– Следуй за мной к главе школы.

Шэнь Цинцю как раз собирался кивнуть, когда Ло Бинхэ подступил ближе, явно желая пойти с ними. Сознавая, что специфический статус его ученика в нынешних обстоятельствах может породить вполне предсказуемые сложности, Шэнь Цинцю велел ему:

– А ты покамест укройся где-нибудь, а то как бы на тебя не набросились[93] главы всех школ.

– Хотят бросаться – пускай бросаются, – равнодушно заявил Ло Бинхэ. – Разумеется, я иду вместе с учителем.

Ну вот, опять он за своё. Если его хоть кто-нибудь узнает, проблем потом не оберёшься. Наконец Шэнь Цинцю решил:

– Шиди Лю, ты ступай вперёд, а я подойду позже.

Смерив спутников недовольным взглядом, Лю Цингэ взлетел по ступеням на встречу с главой школы.

На самом деле, подавив демоническую энергию и придав лицу соответствующее выражение, Ло Бинхэ запросто мог сойти за безобидного статиста, в мгновение ока смешавшись с толпой. При этом кто угодно принял бы его за прекрасного, но совершенно обычного молодого человека – разве что чересчур миловидная внешность могла притянуть нежелательное внимание. Что же до Шэнь Цинцю, то после того не слишком блистательного выступления на площади Цзиньланя он, покоясь под землёй, долгие годы никому не показывался на глаза, так что шанс, что его кто-нибудь узнает, был ещё ниже.

Площадь перед Залом сокровищ великого героя запрудили ряды совершенствующихся. Происходи это в прошлом, в толпе больше всех выделялись бы горделивые адепты дворца Хуаньхуа, кичащиеся богатством и славой своей школы, однако нынче по негласному соглашению Дворец сделался обителью зла, оказавшись на обочине мира совершенствующихся – похоже, ни один из них так и не удостоился приглашения.

В центре зала стояли несколько настоятелей монастыря Чжаохуа, играющие роль распорядителей этого собрания, – среди них Шэнь Цинцю заметил и великого мастера Учэня. Лишь приглядевшись, он понял, что обе ноги монаха ниже колен заменяли деревянные протезы, благодаря которым он мог не только стоять, но и ходить не хуже любого другого.

Юэ Цинъюань, представляющий хребет Цанцюн, сидел сбоку, сохраняя строгий и торжественный вид. Лю Цингэ подошёл к главе школы и, склонившись к его уху, шепнул несколько слов. При этом Юэ Цинъюань, переменившись в лице, поднял голову и принялся осматривать зал.

Рядом с великим мастером Учэнем стоял старший настоятель монастыря Чжаохуа Уван, бороду и брови которого уже тронула проседь. Соединив ладони в молитвенном жесте, он начал звучным голосом, разносящим его слова по всему главному залу:

– Позвольте этому монаху прямо спросить почтенных гостей: кто из присутствующих прошлой ночью видел тот же сон, что и я?

Сон?

Стоило ли уточнять, что это было очередным деянием Ло Бинхэ!

– Учитель, разве не вы тревожились из-за отсутствия «неоспоримых доказательств»? – шепнул тот на ухо Шэнь Цинцю. – А так вам не придётся расточать слова понапрасну!

Так вот почему Ло Бинхэ на миг задремал, стоя на Сюя. Шэнь Цинцю, грешным делом, подумал было, что у его ученика просто-напросто иссякли силы, а тот, оказывается, в это время творил кошмарный сон для множества людей.

В глазах Ло Бинхэ так и светилось: «Похвалите меня, учитель! Погладьте меня по головке!» Однако у Шэнь Цинцю началась мигрень от одной мысли: сколь жуткую картину изобразил для них ученик, что все сломя голову понеслись в монастырь Чжаохуа, чтобы обсудить это на всеобщем собрании?

Но, прежде чем он успел осведомиться об этом, кто-то рядом нетерпеливо спросил:

– Может хоть кто-нибудь объяснить, что это был за сон?

Сказавший это показался Шэнь Цинцю знакомым; задумавшись на мгновение, он припомнил: «Разве это не тот самый тип из города Хуаюэ… Как там назывался его клан… Точно, старший наставник клана Баци!»

– Могу ли я спросить главу клана, – вновь зазвучал учтивый голос великого мастера Учэня, – каков уровень его совершенствования?

– Поздняя стадия «золота и киновари»! – поведал тот.

Двое настоятелей украдкой переглянулись, прочие собравшиеся принялись покашливать.

Среди общего недоумения великого мастера Учэня первым посетила догадка:

– Это… весьма необычно. В нашем монастыре всем, кто находится на стадии формирования «золота и киновари» или же выше, явился один и тот же сон…

Понять значение его слов было легче лёгкого: если бы глава клана Баци говорил правду, то и его не минула бы сия участь.

Стоявшие поодаль принялись беззастенчиво обмениваться сомнениями:

– И то верно, те из нас, кто не достиг этой стадии, мирно проспали всю ночь.

Завысить перед подобным собранием свои достижения на стезе совершенствования тела и духа, чтобы тут же быть разоблачённым, – это всё равно что поднять камень, чтобы уронить его себе прямиком на ногу. Шэнь Цинцю мысленно поставил свечку за своего старого знакомца, который, похоже, за все эти годы не продвинулся ни на йоту.

Зато самомнение этого прославленного наставника, в противоположность достижениям, явно порядком подросло. Нимало не смутившись, он во всеуслышание заявил:

– У любого явления бывают исключения! Так кто-нибудь наконец объяснит, о чём всё-таки был этот сон?

Выходит, ко всему прочему, во всём клане Баци, самое имя которого вещало о его величии[94], не нашлось ни единого адепта, достигшего стадии «золота и киновари», – в противном случае его главе не пришлось бы признаваться в своём невежестве перед целой толпой совершенствующихся. Похоже, не получив приглашения на встречу, он попросту примазался к кому-то, чтобы лишний раз напомнить о себе.

Великий мастер Уван нахмурился, однако добродушный Учэнь терпеливо посвятил главу клана Баци в суть дела:

– В этом сне говорилось о том, что Тяньлан-цзюнь, долгие годы заточённый под горой Байлу, вырвался на свободу, обрёл новое тело и теперь сеет повсюду смерть и разрушения.