— Чем же, мадам?

— Судьбой моего старшего сына. У меня двое сыновей: Рональдувосемь лет, Джеральду — шесть…

— Продолжайте, мадам. Каковы же причины вашего беспокойства?

— Мосье Пуаро, в течение последних шести месяцев он триждыбыл на волосок от смерти. В первый раз он чуть не утонул, когда мы отдыхалилетом в Корнуолле; во второй — выпал из окна детской комнаты, а в последний —чуть не отравился птомаином[94].

Вероятно, уловив на лице Пуаро скептическое выражение, мадамЛемесюрье после едва заметной паузы продолжила:

— Я понимаю, вы думаете, что я просто глупая женщина и делаюиз мухи слона.

— Поверьте, мадам, я так не считаю. Для любой материестественно огорчиться из-за таких событий, но я вряд ли смогу вам чем-либопомочь. Я ведь не Ie bon Dieu[95], и мне не дано распоряжаться чьими-тосудьбами! Я посоветовал бы вам установить на окне детской комнаты решетку; ачто касается еды, что может сравниться с материнской заботой?

— Но почему все это случается именно с Рональдом, а не сДжеральдом?

— Я думаю, виновник — случай, мадам!

— Вы так думаете?

— А что по этому поводу думаете вы, мадам? Вы и ваш супруг?

По лицу мадам Лемесюрье проскользнула тень.

— С Хуго бесполезно говорить об этом, он и слушать не будет.Как вы, вероятно, слышали, над нашей семьей тяготеет проклятье, из-за которогостарший сын никогда не сможет стать наследником своего отца. Хуго верит в это.Он суеверный человек и слепо верит в рок, преследующий их род. Когда я делюсь сним своими страхами, он твердит одно: это проклятие, и его невозможно избежать.Но я родом из Штатов, мосье Пуаро, а мы, американцы, не очень-то верим впроклятия. Нам нравится, когда подобные истории связаны с аристократическимисемьями, это придает им очарование таинственности. Я была комедийной актрисойна вторых ролях, когда мы встретились с Хуго. Тогда мне казалось, что фамильноепроклятие — это нечто занимательное, существующее только в старинных легендах. Такиеистории приятно послушать зимним вечером у камина. Но когда речь идет о твоихсобственных детях… Я обожаю своих детей, мосье Пуаро. Ради них я готова на все!

— Так вы не верите в фамильное проклятье, мадам?

— Но, мосье, может ли проклятье подрезать стебель плюща?

— Как вы сказали, мадам? — с удивлением воскликнул Пуаро.

— Я говорю, может ли фамильное проклятье или чье-топривидение, я имею в виду ту заживо замурованную женщину, подрезать стебельплюща? Что же касается случая в Корнуолле.., конечно, любой мальчик можетзаплыть слишком далеко — хотя Рональд умеет плавать с четырех лет — и потерятьсилы… Но история с плющом — это уже нечто другое. Мальчики часто так играли:взбирались и спускались по плющу, пока однажды — Джеральда не было в тот моментдома — плющ не выдержал и Рональд не упал. К счастью, все обошлось. Но я тут жеосмотрела плющ: стебель его был глубоко надрезан, мосье Пуаро, надрезан,понимаете…

— То, что вы говорите, мадам, очень серьезно. Вы сказали,что младшего сына в тот момент не было дома?

— Да.

— А в случае с отравлением? Его тоже не было дома?

— Нет-нет, тогда они были вместе.

— Любопытно, — пробормотал Пуаро. — А теперь расскажите мне,мадам, обо всех обитателях вашего дома.

— Мисс Сондерс — гувернантка, Джон Гардинер — секретарьмоего мужа… — Мадам Лемесюрье умолкла, как бы в замешательстве.

— И кто еще, мадам?

— Майор Роджер Лемесюрье, его вы тоже видели в тот печальныйвечер. Он часто бывает у нас.

— Да-да, припоминаю. Кузен Роджер?

— Двоюродный кузен. Он не принадлежит к нашей фамильнойветви. Но сейчас, кажется, именно он является ближайшим родственником моегомужа. Очень приятный человек, мы все к нему привязаны, а мальчики так простодуши в нем не чают.

— Не он ли научил их взбираться по плющу?

— Может быть. Он довольно часто участвует в их шалостях.

— Мадам, я приношу вам свои извинения за то, что поначалу непридал вашим страхам должного внимания.

Опасность вполне реальна, и мне кажется, я смогу вам помочь.Пригласите нас обоих к вам погостить. Ваш супруг не станет возражать?

— О нет. Но он считает, что все бесполезно. А меня приводитв бешенство, что он ничего не предпринимает и покорно ждет смерти нашегоРональда.

— Успокойтесь, мадам. Давайте составим план действий.

План был составлен тщательнейшим образом, и уже следующийдень застал нас в пути на север. Пуаро пребывал в глубокой задумчивости. Ивдруг неожиданно спросил:

— Винсент Лемесюрье выпал из такого же поезда, как наш?

Он слегка выделил слово «выпал».

— Вы подозреваете какую-то нечистую игру? — спросил я.

— А вам не приходила в голову мысль, Гастингс, что некоторыенесчастья в роду Лемесюрье могли быть, скажем так, подстроены? К примеру,смерть Винсента. Или тот случай с ружьем, — когда юноша застрелился — в неместь что-то настораживающее. Допустим, ребенок сам выпал из окна детской иразбился; сам факт вполне возможен и не вызывает подозрений. Но почему именноэтот ребенок, Гастингс? Кто выигрывает от смерти старшего сына? Его младшийбрат, которому шесть лет от роду. Абсурд!

— Возможно, с младшим они намереваются разделаться позднее,— предположил я, хотя имел весьма смутное представление о том, кто скрываетсяза этим «они».

Пуаро покачал головой. Мое предположение его явно неудовлетворило.

— …отравление птомаином, — продолжал рассуждать он. —Атропин[96] вызывает сходные симптомы. Да, наше присутствие необходимо.

Мадам Лемесюрье радостно приветствовала нас. Она проводиланас в кабинет мужа и оставила наедине с ним. Хуго очень изменился со временинашей последней встречи. Он стал еще более сутулым, а лицо приобрело странныйбледно-серый оттенок. Выслушав объяснения Пуаро по поводу нашего присутствия вдоме, он наконец произнес: