Несложно догадаться, что ни одного домашнего платья синего оттенка у неё не завалялось — вообще, Кая этот цвет очень любила, но он успевал ей здорово надоесть. Другим свойством домашнего гардероба, о котором догадаться тоже несложно, было отсутствие корсета — каждая дама, хоть раз надевавшая это приспособление, подтвердит, что в нём не хочется проводить ни одной лишней минуты.

А вот третьим и крайне неожиданным свойством этих домашних платьев оказались их фасон и декор.

Дело в том, что Кая здраво рассудила, что у себя она может носить всё, что ей понравится, но что ей категорически нельзя надевать на людях, поэтому её гардероб для домашнего пользования включал в себя несколько десятков экстравагантных одеяний, созданных по мотивам народных костюмов, нарядов танцовщиц и циркачек, скандально прогремевших в обществе смелых платьев и скроенных по её собственным эскизам творений.

Большинство этих платьев, как можно догадаться, были изрядно откровенными, и Кае это крайне нравилось, потому что в них она себя чувствовала женщиной, а не изысканной статуэткой с короной на голове.

Надо сказать, что мысль показаться в этих платьях мужу казалась ей скорее заманчивой, чем смущающей, — по правде сказать, Кая находила, что так она чрезвычайно хороша, и ей было бы весьма приятно получить от кого-нибудь мужчины подтверждение своим выводам.

Поэтому для следующего утра — кое регламент торжественно отдавал в полное пользование молодожёнов вплоть до обеда — Кая выбрала один из своих любимых нарядов, срисованный с одной танцовщицы из Джотанды. Наряд был выполнен из мягкого алого шёлка, кокетливо обнимал талию и спускался вниз юбкой-многоклинкой, которая в танце могла обнажить ногу и до бедра. Руки оставались открытыми, а то, что должно было быть рукавами, сшили из полупрозрачного газа и прикрепили лишь на плечах. В танце они заманчиво развивались, а в жизни просто красивой драпировкой создавали выгодный фон для рук.

Немудрено, что, когда Кая во всём этом великолепии вышла к завтраку, вставший приветствовать её Канлар несколько секунд лишь пялился на неё самым плебейским образом, и не сразу сумел вернуться к светской любезности.

Должны признать, что как ни прекрасен был наряд вообще и Кая в нём, на остолбенение советника в большей степени повлияли её распущенные волосы.

Дело в том, что королева никогда и нигде не появлялась с распущенными волосами, и с самого раннего детства её видели только с красивой взрослой причёской.

Конечно, Канлар внутри себя знал, что у неё есть длинные волосы, и даже как-то мог себе примерно вообразить, каковы они в естественном состоянии.

Однако одно дело знать о факте, а другое — лицезреть этот самый факт.

Королева с причёской и королева с распущенными волосами словно были бы двумя разными женщинами.

Точнее, скажем прямо, вторая выглядела никак не взрослой женщиной, а совсем ещё юной девчонкой.

Простояв с минуту и не дождавшись от Канлара никакой реакции, Кая скорчила гримаску и подошла к столику с капризным:

— И что, даже не скажете, что я прекрасно выгляжу?

Канлар сглотнул, медленно моргнул и медленно ответил:

— Настолько прекрасно, что я лишился дара речи.

Королева посчитала себя польщённой и устроилось за столом.

Канлар вместо завтрака предпочёл смотреть на неё: в его голове все ещё не укладывалась мысль о том, что она, вообще-то, не его ровесница.

Он, мы должны признать, уже лет пять как забыл про её реальный возраст и, хотя формально помнил его, внутри себя как-то воспринимал её как взрослую тридцатилетнюю женщину.

Сперва Кае это внимание льстило, потом стало раздражать. Пощёлкав пальцами, она отвлекла его взгляд от своей персоны и спросила:

— Вы завтракать собираетесь?

Канлар отмер и взял в руки вилку, начал что-то не глядя жевать, затем спросил:

— Почему вы никогда не носите красного? Это, определённо, ваш цвет.

Он был прав: ни один другой цвет не подчёркивал так выгодно её природные данные. Глубокий синий тоже смотрелся неплохо, но всё же уступал красному.

Королева выразительно изогнула бровь и с несколько агрессивной язвительностью спросила:

— Чтобы на меня все мужчины во дворце смотрели так, как вы сейчас?

По правде говоря, она, конечно, хотела произвести впечатления на супруга, но то, каким сильным это впечатление оказалось, её немного напугало — она была весьма неопытна в этой сфере, и горящий взгляд Канлара казался ей опасным.

— В самом деле, — согласился он, отводя, наконец, глаза и уделяя внимание своей тарелке.

Но вскоре не удержался от следующего вопроса:

— А волосы?

Кая огорчённо пожала плечами:

— Причёска делает меня старше на вид. Кто же будет всерьёз воспринимать девчонку на троне? Приходится соответствовать.

Это обстоятельство вызывало у неё море огорчений. На её личный вкус, убранные волосы изрядно её портили. Признаем, что, пожалуй, так и было: черты её лица не были особенно выразительными, а вот волны распущенных локонов делали её красавицей. Соответственно, из-за парадной причёски Кая теряла своё главное преимущество и выглядела не столь привлекательно, как могла бы.

Для королевы, пожалуй, оно было и к лучшему, но как девушка Кая изрядно страдала из-за того, что не может поражать окружающих красотой.

— В самом деле, — ещё раз признал её правоту Канлар.

В его голове то, что он видел перед собой, категорически не складывалось с тем, к чему он привык. Из-за этого он был сегодня плохим собеседником — даже, пожалуй, вообще не был собеседником.

После завтрака он немного отмер, встал и предложил королеве руку с намерением помочь встать, сказав:

— Дайте же я на вас посмотрю, дорогая.

Его блестящий взгляд и мурлыкающий тон смутили и напугали Каю, свою руку она отдёрнула и даже вжалась в сидение, отказываясь вставать.

— Ну же! — подбодрил её Канлар. — Вы ведь и сами хотели показаться, разве нет?

Кажется, он оправился наконец настолько, чтобы начать использовать свои приёмы дипломата.

Кая тоже это отметила и немного расслабилась, но руку не приняла.

— Кажется, мне перехотелось, — весело отпарировала она.

— Ну, это уж слишком жестоко для вас! — картинно приложил ладонь к сердцу Канлар, добавив голосу страдания.

Это убедило Каю, что он вполне пришёл в своё обычной расположение духа, поэтому она сдалась:

— Ладно, ладно! — взялась за его руку и встала.

Пройдя на центр гостиной, она повертелась к нему то одним, то другим боком, потом даже покружилась — мгновенно разлетевшаяся юбка открыла ноги до коленей — и, наконец, замерла с лукавым выражением лица: