— Ну как же, вы разве не слыхали? — Генерал,видно, уже не в первый раз принялся объяснять. — Я Маклафлина знаю еще поПетербургу. Серьезный человек и России друг, хоть подданный королевы Виктории.Когда он сказал, что с минуты на минуту ко мне сам Осман сдаваться пожалует, япогнал на передний край вестовых, чтоб упаси Боже пальбу не открыли. А сам,старый дурак, кинулся парадный китель надевать. — Генерал конфузливо улыбнулся,и Варя решила, что он ужасно симпатичный. — Вот турки и сняли дозоры безединого выстрела. Хорошо хоть, мои молодцы-гренадеры не подвели, продержались,пока Михал Дмитрич в тыл Осману не ударил.

— Куда делся Маклафлин? — спросил титулярныйсоветник, глядя на Ганецкого в упор холодными голубыми глазами.

— Не видел, — пожал плечами генерал. — Не дотого было. Такое началось — не приведи Господь. Башибузуки до самого штабадобрались, насилу я от них ноги унес в своем парадном кителе.

Дверь распахнулась, и на крыльцо вышел раскрасневшийсяСоболев, глаза его горели каким-то особенным блеском.

— С чем поздравить, Михаил Дмитриевич? — спросилкавказского вида генерал в черкеске с золочеными газырями.

Все затаили дыхание, а Соболев не торопился с ответом, держалэффектную паузу. Обвел всех взглядом. Варе весело подмигнул.

Но она так и не узнала, как именно одарил император герояПлевны, потому что за плечом небожителя возникла будничная физиономия ЛаврентияАркадьевича Мизинова. Главный жандарм империи поманил Фандорина и Варю пальцем.Сердце забилось часто-часто.

Когда она проходила мимо Соболева, тот тихонько шепнул:

— Варвара Андреевна, я непременно дождусь.

Из сеней попали сразу в адъютантскую, где за столами сиделидежурный генерал и двое офицеров. Направо были личные покои государя, налево —рабочий кабинет.

— На вопросы отвечать громко, отчетливо,обстоятельно, — инструктировал на ходу Мизинов. — Подробно, но неуклоняясь в сторону.

В простом кабинете, обставленном походной, карельской березымебелью, находились двое: один сидел в кресле, другой стоял спиной к окну.Варя, конечно, сначала взглянула на сидевшего, но то был не Александр, асухонький старичок, в золотых очках, с умным, тонкогубым личиком и ледяными, непускающими внутрь глазами. Государственный канцлер князь Корчаков собственнойперсоной — точно такой же, как на портретах, разве только посубтильней.Личность в некотором роде легендарная. Кажется, был министром иностранных дел,когда Варя еще и на свет не родилась. А главное — учился в лицее с Поэтом. Этопро него: «Питомец мод, большого света друг, обычаев блестящий наблюдатель».Однако в восемьдесят лет «питомец мод», скорее, заставлял вспомнить другоестихотворение, включенное в гимназическую программу.

… Кому ж из вас под старость день Лицея

Торжествовать придется одному?

Несчастный друг! средь новых поколений

Докучный гость и лишний, и чужой,

Он вспомнит нас и дни соединений,

Закрыв глаза дрожащею рукой…

Рука у канцлера и впрямь подрагивала. Он достал из карманабатистовый платочек и высморкался, что отнюдь не помешало ему въедливейшимобразом рассмотреть сначала Варю, а потом Эраста Петровича, причем на последнемвзгляд легендарной личности застрял надолго.

Однако, завороженная видом царскосельского лицеиста, Варясовсем забыла про главное из присутствующих лиц. Она смущенно обернулась кокну, немного подумала и сделала книксен — как в гимназии при входе в классдиректрисы.

Государь, в отличие от Корчакова, проявил к ее особе большеинтереса, чем к Фандорину. Знаменитые романовские глаза — пристальные,месмеризующие и заметно навыкате — смотрели строго и требовательно. Проникают всамую душу — это так называется, подумала Варя и немножко рассердилась. Рабскаяпсихология и предрассудки. Просто имитирует «взгляд василиска», которым такгордился его папенька, чтоб ему в гробу перевернуться. И она тоже приняласьдемонстративно рассматривать того, чьей волей жила вся восьмидесятимиллионнаядержава.

Наблюдение первое: да он совсем старик! Набрякшие веки,бакенбарды и подкрученные усы с сильной проседью, пальцы узловатые,подагрические. Да ведь и то — в следующем году шестьдесят. Почти бабушкинровесник.

Наблюдение второе: не такой добрый, как пишут в газетах.Скорее, равнодушный, усталый. Все на свете повидал, ничему не удивится, ничемуособенно не обрадуется.

Наблюдение третье, самое интересное: несмотря на возраст ипорфироносность, неравнодушен к женскому полу. А иначе зачем, ваше величество,по груди и талии взглядом рыскать? Видно, правду говорят про него и княжнуДолгорукову, которая вдвое моложе. И Варя окончательно перестала боятьсяЦаря-Освободителя.

— Ваше величество, это титулярный советник Фандорин.Тот самый. С ним его помощница девица Суворова. — Так их представил шефжандармов.

Царь не сказал «здравствуйте» и даже не кивнул. Не спешазакончил осмотр Вариной фигуры, потом повернул голову к Эрасту Петровичу инегромко молвил по-актерски поставленным голосом:

— Помню, Азазель. И Соболев только что говорил.

Он сел за письменный стол и кивнул Мизинову:

— Приступай. А мы с Михайлой Александровичем послушаем.

Мог бы предложить даме стул, хоть и император, не одобрилаВаря, окончательно и бесповоротно разуверившись в монархическом принципе.

— Сколько у меня времени? — почтительно спросилгенерал. — Я знаю, государь, как вы сегодня заняты. Да и плевненские героиждут.

— Времени столько, сколько понадобится. Тут вопрос нетолько стратегический, но и дипломатический, — пророкотал император и сласковой улыбкой взглянул на Корчакова. — Вон Михайла Александровичспециально из Букарешта приехал. Тряс в карете старые косточки.

Князь привычно растянул рот в лишенной малейших признаковвеселья улыбке, и Варя вспомнила, что у канцлера в прошлом году была какая-толичная трагедия. Кто-то там у него умер — не то сын, не то внук.

— Да уж не обессудьте, Лаврентий Аркадьевич, —унылым голосом сказал канцлер. — Испытываю сомнения. Слишком авантюрнополучается, даже и для господина Дизраэли. А герои подождут. Ожидание награды —приятнейшее из времяпрепровождений. Так что излагайте, а мы послушаем.

Мизинов молодцевато расправил плечи и, вопреки ожиданиям,обратился не к Фандорину, а к Варе:

— Госпожа Суворова, расскажите подробно про обе вашивстречи с корреспондентом газеты «Дейли пост» Шеймасом Маклафлином — во времятретьего плевненского штурма и накануне прорыва Османа-паши.