— Что нам делать? В смысле, мы уже говорили об этом, нотеперь он действительно собирается выдать нас.

Дмитрий не отвечал; я видела, что он рассматривает ситуациюпод разными углами — как если бы ему предстояло сражение. В конце концов, ондостал сотовый телефон, что было гораздо круче, чем телефон в номере.

— Дай мне минуточку.

Я хотела было сесть на кровать, но решила, что это опасно, иопустилась на кушетку. Не знаю, кому он звонил, но говорили они по-русски.

— Что происходит? — спросила я, когда он закончил.

— Я объясню тебе чуть позже. Сейчас нам нужноподождать.

— Замечательно. Мое любимое занятие.

Он подтащил кресло и сел напротив меня. Оно казалось слишкоммаленьким для такого высокого человека, но, как всегда, он сумел в неговтиснуться и даже сделал это не без изящества.

Рядом со мной лежал вестерн, один из тех, которые он всюдутаскал с собой. Я взяла его и снова подумала, насколько Дмитрий одинок. Дажездесь, при дворе, он предпочитал сидеть в своей комнате.

— Почему ты их читаешь?

— Некоторые люди читают книги ради удовольствия.

— Эй, попридержи-ка язык. Я тоже читаю книги. Я читаюих, чтобы разгадать тайны, угрожающие жизни и здравому уму моей лучшей подруги.Не думаю, что чтение ковбойских романов реально способно спасти мир.

Он взял у меня книгу и пролистал ее с задумчивым и не такимнапряженным выражением лица, как обычно.

— Любая книга — способ бегства. И существует что-то…ммм… Не знаю. Что-то притягательное в Диком Западе. Никаких правил. Все простоживут, руководствуясь исключительно собственным кодексом. Чтобы вершитьправосудие, ты не используешь чужие идеи касательно того, что хорошо, а что плохо.

Я засмеялась.

— Постой! Мне казалось, это я хочу нарушать правила.

— Я не говорю, что хочу. Просто мне кажется этопривлекательным.

— Меня не проведешь, товарищ. Ты хотел бы надетьковбойскую шляпу и держать в узде шайку грабителей.

— Не сейчас. У меня хватает сложностей с тем, чтобыдержать в узде тебя.

Я улыбнулась, и внезапно все стало очень похоже на то, какбыло, когда мы убирали церковь, — до спора, по крайней мере. Легко. Уютно.Или очень похоже на прошлые времена, когда мы только начинали тренироватьсявместе, до того, как все так усложнилось. Ну ладно… сложностей всегда хватало,но какое-то время они были… ну, не такими сложными. Мне стало грустно. Такхотелось бы снова пережить те дни! Когда не было Виктора Дашкова и на моихруках не было крови.

— Мне очень жаль, — внезапно сказал Дмитрий.

— Ты о чем? О чтении убогих романов?

— Жаль, что я не смог сделать так, чтобы вы оказалисьздесь. Такое чувство, будто я тебя подвел.

На его лице промелькнуло выражение тревоги — как будто онбеспокоился, что мог причинить мне какой-то непоправимый вред.

Его извинение полностью застало меня врасплох. Мелькнуладаже мысль, а не завидует ли он влиятельности Адриана в том же смысле, какКристиан. Потом до меня дошло, что это совсем другое. Я поставила Дмитрия взатруднительное положение, потому что была убеждена — он способен что-тосделать. Где-то в глубине души он чувствовал то же самое, поскольку этокасалось меня. Ему неприятно было отказывать мне. Мое недавнее плохоенастроение внезапно исчезло, и я почувствовала себя буквально выжатой. И ужасноглупой.

— Ничем ты меня не подвел, — произнесла я. —Я вела себя как надоедливый ребенок. Ты никогда не подводил меня прежде, неподвел и сейчас.

Его благодарный взгляд возымел такое действие, будто у меняза спиной возникли крылья. Будь у нас еще хотя бы мгновение, подозреваю, онсказал бы что-то такое нежное, что я просто взлетела бы. Увы, зазвонил еготелефон.

Последовал еще один разговор по-русски, и потом Дмитрийвстал.

— Порядок, пошли.

— Куда?

— Встретимся с Виктором Дашковым.

Оказалось, что у Дмитрия был друг, у которого был друг, и врезультате, несмотря на лучшую в моройском мире систему охраны, мы сумелипроникнуть в помещение здешней тюрьмы.

— Зачем мы идем туда? — прошептала я, когда мы подлинному коридору шагали к камере Виктора. Я рассчитывала увидеть каменныестены и факелы, но тюрьма выглядела очень современной, с мраморными полами иослепительно белыми стенами. Ну, хоть окон здесь не было. — Думаешь, мысможем отговорить его?

Дмитрий покачал головой.

— Если бы Виктор хотел отомстить нам, он сделал бы этобезо всякого предупреждения. Он ничего не делает без причины. Тот факт, что онобратился к тебе, означает, что ему что-то нужно. И сейчас мы постараемсявыяснить, что именно.

И вот мы добрались до камеры Виктора. В данный момент оннаходился в ней один. Как и все остальное помещение тюрьмы, его камеранапомнила мне больницу. Все чистое, светлое, стерильное — и совершенно голое.Никаких раздражителей, могущих отвлечь; лично меня это за час свело бы с ума. Вкамере была установлена серебристая решетка, которую, похоже, трудносломать, — очень важная вещь.

Виктор сидел в кресле, лениво разглядывая собственные ногти.Со времени нашей последней встречи прошло три месяца, и при виде его у меня покоже снова побежали мурашки. Я даже не догадывалась, что эти чувства живы вдуше, но теперь они внезапно вырвались на поверхность.

Самое мерзкое, что он выглядел таким здоровым, такиммолодым. Свое здоровье он приобрел ценой пыток Лиссы, и я ненавидела его заэто. Если бы его болезнь протекала как положено, сейчас он был бы уже мертв.

Ниспадающие на плечи черные волосы лишь чуть-чуть тронулосеребро. Ему было за тридцать; лицо почти красивое, не лишенное величия. Принашем приближении он поднял взгляд; глаза у него были как у Лиссы, цветабледного нефрита. Между семьями Драгомиров и Дашковых на протяжении столетий нераз возникали родственные связи, и это бросало в дрожь — видеть тот же цветглаз у другого человека. Улыбка осветила его лицо.

— О господи! Вот это гости. Прекрасная Розмари,практически взрослая. — Его взгляд метнулся к Дмитрию. — Несомневаюсь, кое-кто уже не первый день ведет себя с тобой как с взрослой.

Я прижала лицо к решетке.

— Хватит морочить нам голову, сукин сын. Что вам нужно?

Дмитрий мягко положил руку мне на плечо и отодвинул назад.

— Успокойся, Роза.

Я сделала глубокий вдох и медленно отступила. Викторвыпрямился в кресле и засмеялся.

— Столько времени прошло, а твоя ученица все еще ненаучилась контролировать себя. С другой стороны, может, ты никогда и недобивался от нее этого.