— Спасибо вам.

Она взяла ее в свои ладони:

— Сообщите, как пойдут дела, Дональд.

— Обязательно. И спасибо за помощь.

— Если мы хотим успеть на самолет, пора пошевеливаться, —сказал Рэнсом.

— Мы пошевеливаемся, — ответил Селлерс. — Пошли, Лэм.

Не успели мы застегнуть привязные ремни, как Селлерспредупредил:

— Учти, Лэм, я на веру твои теории не принимаю.

— Ну и не надо.

Самолет медленно вырулил на взлетную полосу. Взревелимоторы.

— Так что же произошло согласно твоей теории? — не утерпелСеллерс.

— Зачем навязывать то, что не хотят принимать?

Пилот рванул машину вперед, она понеслась по бетоннойполосе, потом круто взмыла в небо. Табло, призывавшее застегнуть ремни,погасло.

— Стоит ли быть таким чувствительным, — примирительно сказалСеллерс. — Конечно, зря я тебе врезал.

Виноват.

— Заметано, — откликнулся я. — Вы виноваты. Везите меня вЛос-Анджелес. Самолет встретят репортеры. Можете сообщить, что поймали убийцу.Элен Харт опознает в Карсоне Тома-соглядатая, Бернис Клинтон признается влжесвидетельстве, и кое-кому придется покраснеть. Думаю, не мне.

Самолет набирал высоту, Селлерс размышлял.

— Ну, рассказывай, — проговорил он наконец.

— Нет вдохновения.

— Послушай, Лэм, я же извинился.

— А боль еще не прошла.

— Черт побери, чего же ты хочешь? — вспыхнул он. — Чтобы ярасцеловал твой подбородок, погладил маменькиного сынка по головке?

— Нет, — ответил я. — Единственная приемлемая сатисфакция —это увидеть, как репортеры выволокут тебя на ковер. Там будут фотографы,прожектора и магниевые вспышки. Ты выступишь с заявлением. А когда закончишь,сделаю заявление я.

— Черта с два! Ты ничего не скажешь.

— Тем лучше. Газетчики учуют, что от них скрывают сенсацию.Им это придется по душе. Кое-кто напишет, что сержанта Селлерса привлекли кответственности в Фениксе за грубость и выпустили из-под стражи под залог вдвадцать тысяч долларов, а сейчас он мешает заключенному выступить сзаявлением… Словом, поступай, как тебе заблагорассудится.

Я поудобней устроился в кресле, зевнул и закрыл глаза.

— Ах, сукин сын, — возмутился Селлерс, — еще спящимприкидываешься… Да я тебе…

— Дотронься хоть пальцем, и Мокси Мелон отберет твоинашивки.

— Послушай, Дональд, так мы ни к чему не придем.

— До Лос-Анджелеса долетим, и ладно. Больше мне ничего, ненадо. Я найму адвоката и буду вести переговоры только через него. Пока суд дадело, агентство «Кул и Лэм» раскроет убийство. А ты в это время будешьобъясняться перед репортерами и утратишь авторитет. — И я опять закрыл глаза.

— Я не обязан везти тебя в Лос-Анджелес, — заявил Селлерс.

— Я отказался от права на убежище и нахожусь под арестом, —напомнил я.

— Ты, кажется, оставил арендованную машину в Палм-Спрингс? —поинтересовался Селлерс.

— Конечно, потом попрошу Берту забрать ее.

Я подавил наигранный зевок, откинулся на спинку кресла изакрыл глаза. Я прямо-таки кожей чувствовал, как ворочаются мысли в головеСеллерса. Один раз я приоткрыл веки и глянул исподтишка на Селлерса. Тотхмурился, безмолвно шевеля губами.

Вскоре объявили, что самолет приближается к Палм-Спрингс.Селлерс неделикатно ткнул меня локтем в бок:

— Довольно дрыхнуть, просыпайся.

— В чем дело? — вскинулся я, как бы выныривая из дремоты.

— Тебе не придется распускать свой павлиний хвост передлос-анджелесскими репортерами. Мы выходим в Палм-Спрингс.

— Что толку? — спросил я. — Когда в Лос-Анджелесе тебярепортеры не обнаружат, они моментально выяснят, где ты исчез. Тут-то иначнется настоящая охота.

— Пускай охотятся, — решительно сказал Селлерс. — Пошли.

И мы покинули самолет.

С моей помощью Селлерс отыскал на стоянке автомобиль, ключи— под резиновым ковриком, проверил зажигание.

— Куда теперь? — поинтересовался я.

— В управление, но по моему маршруту.

— Эта колымага обходится мне в десять центов за милю.

— Экая беда, — зацокал языком Селлерс. — Ты не желаешьсотрудничать со мной, я — взаимно.

— Послушай, — запротестовал я, — у меня есть определенныеправа. Я требую доставить меня в ближайший магистрат.

— На это ухо я глух. Я тебя не слышу.

— Пусть будет по-твоему. У Мокси Мелона найдутся ушныекапли.

— А что скажешь, если я тебя отпущу на все четыре стороны?

— Не имеешь права. Ты представляешь власть и находишься приисполнении. Ты меня охраняешь.

— Могу устроить тебе побег.

— А я не хочу бежать.

— Ладно, чего же ты в конце концов хочешь?

— Хочу, чтоб меня освободили официально. Хочу, чтобвосстановили мое доброе имя. Вместе с Бертой Кул мы закончим это дело обубийстве, причем на сей раз никому из полиции не позволим присвоить наши лавры.

Селлерс стиснул зубы, заиграв желваками. Он выудил изкармана сигару и, не зажигая, принялся ее жевать.

Мы поехали через горный перевал. Селлерс, видимо, решил, чтона этом маршруте не столь велика опасность угодить в лапы репортерам.

— Вам ничего не придется заканчивать, — сказал он, — все ужеразгадано. Я знаю, кто убил Даулинга.

— Знаешь? — переспросил я. — Хотелось бы услышать, как тыэто докажешь?

— Бернис Клинтон расколется.

— Бернис сообщница, — возразил я. — Вы не сможете осудитьКарсона по ее неподтвержденному свидетельству.

— Есть еще пистолет.

— Да, конечно, — согласился я. — Сперва он служил уликойпротив меня. Теперь станет уликой против Карсона. А есть у тебя уверенность,что оружие не подбросила Бернис Клинтон?

Эта гипотеза буквально ошарашила Селлерса.

— Черт побери! — только и сказал он.

— Я ничего не утверждаю. Но дело расследуем мы — Берта и я.