– Но как же без образования? – переживала Аля.

– А так. Каждому свое. Вы же совсем разные, Аля! Ну как же ты этого не поймешь? У вас разные ценности, разные вкусы, разные удовольствия. Разные потребности, наконец! То, что вы сошлись в школе, вполне понятно. А потом жизнь разводит. Каждый идет своей дорогой. И поверь мне, Аля, твоя Оля – небольшая потеря! Ну неужели на факультете нет нормальных, хороших девочек?

Глупости все это, злилась на бабушку Аля. «Разные дороги, разные потребности»! При чем тут это? Они дружат тысячу лет! И в самые тяжелые, в самые грустные дни Оля была рядом. Разве можно это забыть? Хорошие девочки на факультете, безусловно, имелись, но при чем тут это? Ее лучшая подруга – Оля Лобанова. И другой ей не надо. Никому больше она не сможет рассказать все то, что когда-то рассказывала Оле. Не сможет, да и не захочет.

Конечно, с одногруппницами она общалась – вместе ходили в столовую, иногда в кино, иногда просто гуляли по улицам.

Но по Оле Аля отчаянно скучала. Даже ругала себя за это, понимая, что той она сейчас не очень нужна – у нее своя, новая жизнь. И у нее, у Али, жизнь тоже новая. Но и старая тоже – в воспоминаниях и в сердце. И никуда она от этого не денется. Действительно однолюбка.

Оля приглашала ее в ресторан. В кабак, как она называла места общепита. Впрочем, какой уж там общепит – это были настоящие, известные всем рестораны, в самом сердце Москвы. Непонятно, заманчиво и сладко звучали слова: «Националь», «Арагви», «Узбекистан», «Метрополь».

Конечно, в ресторанах Аля бывала – бабушка тоже любила «загулы» и иногда радостно восклицала:

– Аля! Сегодня гуляем! Пришел привет от твоего деда. Не так много, но и на этом спасибо.

Это приходили дедовы деньги, которые он милостиво отсылал бывшей жене, и бабушка – ох и транжирка! – тут же спускала все до копеечки. Немедленно покупались наряды для Али, потом они ехали на Горького, в Елисеевский и отстаивали очередь за ветчиной или окороком, за сыром с плесенью и, конечно же, за конфетами. Сладкое бабушка обожала. Но, как и во всем, была очень разборчива – конфеты покупали только дорогие, фабрики «Красный Октябрь»: трюфели, «Белочка», «Грильяж» и «Столичные». Других конфет Софья Павловна не признавала. Потом ехали на «Кировскую», в китайский домик, так Аля называла известный магазин «Чай-кофе». Ах как там пахло! Бабушка занимала очередь, а Аля глазела по сторонам. И Елисеевский, и «Чай-кофе» казались ей не магазинами, а сказочными дворцами. Впрочем, так оно и было.

Возвращались усталые, но довольные. И начинался пир.

Иногда позволяли себе и ресторан. Ходили в тот же «Бухарест», где пела Лиля, иногда в «Будапешт» – его бабушка очень любила. Как-то попали в «Берлин», отстояв жуткую очередь на морозе. Но Софье Павловне, что называется, приспичило:

– Хочу посмотреть, что с ним стало. Знаешь, Аля, – красными, замерзшими руками бабушка раскуривала сигарету. – Я там была очень счастлива. Танцевала до упаду, смеялась как ненормальная. Выпила бутылку шампанского. Помню, пошла в дамскую комнату «носик попудрить» и задержалась у зеркала. Глаз от себя не могла оторвать! Ах, думаю, Сонечка! Как же ты хороша!

Представляешь? А все потому, что была влюблена. Эх, Аля! Видела бы ты меня тогда! – мечтательно проговорила она, но тут же испугалась: – Господи, что я несу! Ладно, оставим это. Дело прошлое, дело темное.

Ресторан «Берлин» был тоже похож на дворец. Аля остолбенела от роскоши. А еда была так себе, обычная. Ничего особенного. Но разве они пришли сюда за едой?

Оля позвала Алю в «Арагви»:

– Вкусно – язык проглотишь! Такой еды нет нигде. И вообще, там клево!

У входа толпился народ. Сквозь стеклянную дверь был виден силуэт швейцара, величественного и важного, ну просто адмирал, ни больше ни меньше.

Народ нервничал, стучал в стекло, дверь приоткрывалась, показывалась «адмиральская» борода и надменное, глуповатое в своей надменности лицо.

– А, Андреич! – обрадовалась Оля и, расталкивая народ, подлетела к двери.

Андреич, увидев Олю, странно хмыкнул, по-воровски оглянулся и приоткрыл дверь.

В узкую щель, не обращая внимания на вопли очереди, ловко втиснулась Оля, таща за собой упирающуюся Алю.

– Ну ты даешь! – прошипела красная, растерянная и обозленная Аля. – Разве так можно? Там же люди. Совесть-то надо иметь! Знаешь, я лучше поеду домой, мне так неудобно.

– Кусок в горло не полезет? – усмехнулась Оля, подкрашивая у огромного, в золотой раме зеркала губы. – Полезет, не волнуйся! И вообще – ты о чем? Эти, – Оля кивнула на улицу, – приезжие, из всяких там Мухосрансков. Как же, надо отметиться – были в самом «Арагви». А им в рабочей столовой самое место, поняла? Там быстрее и точно дешевле!

– Господи, – пробормотала Аля. – Что с тобой стало? Разве при-ез-жи-е не имеют право пойти в ресторан? А ты не забыла – я тоже приезжая!

– Ты давно москвичка, – спокойно ответила Оля, облизывая намазанные губы, – это раз. А два – жизнь, Алька, такая. Не подмажешь – не поедешь. Не дашь на лапу – иди с миром. И не я, кстати, это придумала. А ты не строй из себя ангелицу! Тебе бабка у кого шмотки достает? Вот именно, у фарцы! У спикулей. И ничего, не смущаешься, носишь? Вон, – Оля кивнула на Алины туфли. – Фабрика «Башмачок»? Ой, что-то не верится! Кажется, Австрия, «Габор»? Я не ошиблась?

Аля молчала. Ссориться совсем не хотелось. Она соскучилась по Оле, мечтала с ней поболтать. И что завелась? Ведь Оля права. И про туфли, и про все остальное. И нечего из себя строить святую. Такая вот жизнь, что поделать. Аля выдавила улыбку:

– Ладно, пошли. Очень хочется есть.

Было и вправду очень вкусно. Особенно шашлык по-карски и мороженое с безе, посыпанное орешками.

Официант, молодой и симпатичный парень, поставил на их стол бутылку шампанского.

– Мы… разве заказывали? – растерянно пробормотала Аля.

– Мы – нет. Это нам подарок, верно? – поинтересовалась Оля.

– Подарок, – услужливо поклонился официант, – вот от того стола.

Аля тут же обернулась – за столом сидели трое немолодых кавказских мужчин, приветливо махавших ей руками.

– Отвернись, – прошипела Оля и отчеканила, в упор глядя на официанта: – Спасибо, но мы не пьем. Так что, пожалуйста, отнесите обратно! И обязательно поблагодарите. – А Але она прошипела сквозь зубы: – Совсем спятила? Это же Кавказ, дикари! Примем бутылку – не отвяжемся!

Аля окончательно смутилась.

– Пошли домой, а? Что-то сегодня не клеится…

Быстро расплатившись, вышли на улицу. Сели в сквере напротив. Обе молчали. Бронзовый Ильич с усмешкой смотрел на подруг.

Аля оправдывалась, Оля ее отчитывала:

– Ну ты как пионерка, честное слово!

Аля разглядывала подругу – какой же красавицей стала ее Оля! Ну просто не отвести глаз: стройная, грудастая, длинноногая. Огромные глаза, маленький носик, пухлые губы. А волосы? Светло-пепельные, густющие, немного волной. Она всегда была красоткой, а сейчас – ну просто королева! Кавказцев можно понять.