Аля тогда догадалась, что это камень в ее огород, но промолчала. И точно поняла одно – ни в какой институт Оля поступать не собирается. И уговаривать ее бесполезно.

Да, утекает потихоньку их дружба, как песок сквозь пальцы. Расходятся их дорожки, разводит их жизнь. Как же жаль! Ведь никого у нее ближе нет, кроме бабушки, конечно.

И еще поняла – она Оле больше неинтересна. Да и положа руку на сердце – кому она интересна? Сухая, пресная, молчаливая, скрытная. Без чувства юмора. Серая, как запечная мышь, – и внешне, и внутри. В те школьные времена их свела Олина жалость и ситуация в семье – от всех остальных развод родителей и Катину болезнь Оля скрывала, зная, какие у всех языки. Не дай бог в школе узнают. А в Але была абсолютно уверена: она могила. Будут пытать – не расскажет. Да и Алина судьба… В чем-то они были схожи. Словом, в школьные годы они не просто нашли друг друга – они помогали друг другу выжить. Но людьми они были разными. Да не просто разными, две абсолютные противоположности, два полюса, да разных мира. Хотя в дружбе такое случается. А уж в отношениях между мужчиной и женщиной, в любви, в браке – так просто повсеместно!

Аля усмехнулась собственным мыслям, потом ей стало грустно: и все же как жалко! Как жалко, что они так отдалились друг от друга.

В ноябрьские умерла Маша – позвонила соседка и сказала, что Марьвасильевна не отзывается.

Похоронили Машу, помянули по-скромному. На поминках – четверо соседей и бабушка с Алей.

Софья коротко сказала:

– Был человек – и нет. Жизнь прожила, ничего не оставив. Ничего и никого. Странная судьба. Бесцветная, незаметная.

И больше о ней не вспоминали.

Софья Павловна все чаще страдала давлением. «Скорую» вызывали по два раза в неделю. Аля научилась делать уколы магнезии и папаверина. Бабушка хватала ее за руки и плакала:

– Ангел ты мой хранитель, девочка моя золотая. Ох, Аля! Что будет, когда я уйду? На кого я тебя оставлю? Не на кого, увы. Оля твоя, – бабушка недобро усмехалась, – говорить нечего, сама знаешь! И не вздумай ее защищать! – прикрикивала она, видя Алино возмущение. – Машки и той нет. В общем, буду держаться до последнего! – шутила она. – Вот придет Косая, а я ее шваброй! – И тут же снова грустнела: – Шутки шутками, Аля, но все не так весело. Дай бог, чтобы тебе попался хороший человек, приличный и порядочный. Их мало, но они есть. Твое дело углядеть, разглядеть, чтобы сердце подсказало. Не екнуло, Аля, а именно подсказало! Ты же чистая, прозрачная, как горный ручей. Ничего в тебе плохого нет, ничего. Сколько лет я за тобой наблюдаю! Не способна ты ни на подлости, ни на обман.

Аля покраснела, вспомнив бриллиантовую звезду.

– Вот выдала бы тебя замуж за приличного и порядочного, и можно туда, – продолжала Софья Павловна. – Пожила я вволю. И красиво пожила, и весело. Жаль, что счастья в той красивой и легкой жизни не было. Правда, за все рассчиталась, за все расплатилась, все до копеечки отдала.

Ладно, хватит о грустном! Сбегай-ка в сберкассу, вдруг приветик от деда пришел? Тогда загуляем! Купим чего-нибудь вкусненького или махнем в ресторан! Понравилось тебе в этом грузинском, в «Арагви»? Вот и рванем! А что, Оле твоей можно, а нам нельзя?

Какой там ресторан, какое «рванем»? Сил у бабушки совсем не было. Теперь она частенько лежала в кровати и потихоньку дремала.

Летнюю сессию Аля сдала на все пятерки.

Думали и о каникулах – Черное море исключалось, жара бабушке противопоказана навсегда. Оставалось Балтийское, прохладное. Как всегда, Софья Павловна созвонилась со знакомыми, и какая-то Берта из Риги обещала снять квартиру на побережье, в Юрмале.

Оля почти пропала, звонила редко, в месяц раз, а Аля звонить стеснялась. Да и гордыня, и обида ее останавливали.

Билеты на поезд были заказаны на восьмое августа, а третьего объявилась Оля. Звенящим от радости голосом сообщила, что едет в Прибалтику на машине.

– Я со своим ухажером. Я тебе разве о нем не говорила? Странно даже! Гарик, тридцать семь, профессиональный музыкант, и его друг со своей девушкой, отличные ребята, он тоже музыкант, она певица. Классные ребята, веселые, заводные! С ними так весело! – захлебывалась от восторга и возбуждения Оля: – А ты? В смысле, куда-нибудь едешь?

– Ой, а мы тоже в Прибалтику. Надо же, как совпало! А вы куда? Мы с бабушкой в Юрмалу, сняли комнату с терраской. В общем, все клево! Только бы погода не подвела. Там, говорят, как зарядят дожди…

– Нам на дожди наплевать, – перебила ее Оля. – Мы же не на пляже собираемся торчать – мы едем путешествовать. Я же тебе говорю! По всей Прибалтике, представляешь? Начнем с Эстонии – Таллин, Тарту. Потом Литва – Паланга, Вильнюс. Ну и напоследок твоя Латвия – Рига и побережье. И все на машине, как тебе, а?

– Здорово, – подтвердила Аля. – Так интересно! Слушай, – вдруг осенило ее, – а может… – на секунду она запнулась, – вы к нам заскочите? Ну если будете рядом!

И тут же скисла – что она предлагает? Зачем этой веселой компании она, скучная Аля? И уж тем более – чужая старуха? Так смутилась, что забормотала какую-то чушь в свое оправдание.

Но Оля, как ни странно, мысль подхватила:

– А что, здорово! Подожди, сейчас адресок запишу! Чего-то я сразу и не сообразила!

Записала адрес, и на том распрощались. Аля после этого разговора почему-то разнюнилась. Нет, не от зависти – какое! Но все же стало жалко себя. А может, Оля права? Скучно проживает она свою молодость. Скучно и серо. Бабушка, бабушка… Давно пора отдыхать с молодым человеком, а она все при бабушке! Даже неловко как-то: взрослая девица, девятнадцать лет, а все у бабушки на поводке.

И тут же себя одернула: «Ох, как же стыдно! А бабушка говорит, что я почти святая. Надо иметь силу духа признаться хотя бы себе: да, я позавидовала Оле. Я тоже хочу путешествовать в веселой молодой компании. Хочу смеха и бесшабашного веселья. Свободы хочу! Не хочу сидеть с бабушкой в вечном запахе сердечных капель. Боже, как стыдно! И как противно».

В эту минуту она себя ненавидела и презирала.

В Ригу и в Юрмалу Аля влюбилась моментально и навсегда.

Чистые улицы, неспешный народ, запах кофе из маленьких кофеен, соборы, старые узкие улочки. А побережье? Песок, похожий на просеянную муку, волнистые дюны и сосны, сосны. А воздух! Аля никак не могла надышаться.

Квартирка, вернее комнатка, совсем небольшая, метров в десять – да и зачем больше, – была уютная совсем по-другому, не по-нашему, как сказала бабушка. Вроде и ничего особенного, все скромно и просто: простые полосатые дорожки на светлом деревянном полу, льняные шторки с ришелье, керамические вазочки с сухоцветами, тканые покрывала на кроватях. И чудесный соломенный абажур с бусинками-висюльками!

– Мы так не умеем, – вздохнула бабушка. – Нам или рамы золоченые подавай, или старинные бюро, или полированные стенки с хрустальными люстрами. Это другая культура, Аля, это у прибалтов в крови.