Лорд выругался сквозь зубы. Я скосила глаза, разглядывая рану. Что и требовалось доказать. Зато болеть стало совсем по-другому – обычная боль от пореза, а не та пульсирующая, распирающая, от которой впору на стену лезть.

Я молча сунула мужу ветошь.

– Вы были правы, леди Кэтрин, – сказал он, промокая рану. – Простите, что не поверил сразу. Что дальше?

Я кивнула. Только бы снова не свалиться в обморок.

– Кэтрин?

– Сейчас отдышусь. Дальше – прочистить полость…

Тоже ничего приятного. Но никуда не денешься.

Лорд действительно умел молча выполнять приказы. Один раз только замешкался.

– Вы всерьез собираетесь положить на свежую рану примочку с крепким раствором соли?

Думаешь, мне самой хочется играть в партизана на допросе? Только что еще, блин, делать? Перекисью не промыть, антисептиком тоже, дренаж толком не поставить. Все, что мне остается – надеяться, что соль вытянет гной, и не давать ране закрыться, пока воспаление не уменьшится. Примерно это я ему и сказала, кажется, уже не особо выбирая слова. И снова едва не заорала, когда разреза коснулась мокрая ткань.

Муж подхватил меня на руки, перенес на кровать.

– Я пришлю прислугу убраться. И Бет, посидеть с вами. Что-то еще нужно?

– Больше ничего, лорд Роберт.

Повинуясь внезапному порыву, я поймала его руку, прижалась щекой к ладони, прикрыв глаза.

– Спасибо вам. Вы снова меня спасли. Я бы не справилась одна.

– Справились бы, – его голос прозвучал неожиданно мягко.

Муж сел рядом, не отнимая руки, погладил мне волосы.

– Вы удивительная женщина, леди Кэтрин. Такая хрупкая с виду и такая сильная на самом деле. Вы бы справились. Я просто помог.

Я смущенно улыбнулась. Открыла глаза, глядя на него снизу вверх. Сейчас, когда взгляд перестала застилать пелена жара и боли, я впервые за сегодняшний день разглядела его лицо по-настоящему. Синяк на скуле – подарок то ли от лорда Беннета, то ли его величество высочайшей рукой приложил. Разбитая губа – это я постаралась. И густые тени под глазами.

– Вы что, совсем не спали этой ночью? – вырвалось у меня.

Он высвободил руку, резко поднявшись.

– Это не имеет значения, – сухо проговорил лорд. – Отдыхайте, леди Кэтрин.

Не знаю, сколько я проспала. Просыпалась, когда Бет, следуя моим указаниям, меняла высохшую примочку на новую, материлась про себя, пока не переставало щипать, снова проваливалась в сон. Кажется, бредила – не мог же, в самом деле, лорд Роберт сидеть рядом, держа мою руку и глядя так, будто дороже меня у него никого в целом свете не было? Впрочем, против этакого бреда я не возражала.

Родители леди Кэтрин, к сожалению, бредом не были. Не знаю, кто разрешил их пустить – сам ли лорд Ривз, или Бет просто не смогла сопротивляться напору папаши? Пришлось, натянув одеяло до самых ушей, со скорбной миной хлопать глазами, слушая причитания матери – вот когда пригодилась версия королевского лекаря о нервной горячке. Да, матушка, ничего страшного, скоро встану. Свадьба, волнение, все дела – при этих словах отец очень нехорошо усмехнулся. Все будет хорошо, матушка.

– Довольно, – сказал, наконец, отец. – Леди Драйден, вы только расстраиваете дочь своим кудахтаньем. Ступайте к себе.

– Но, милорд…

– Ступайте, вам говорят.

Мать молча ушла. Как бы оградить ее от этого гада? Разве что попросить у мужа, чтобы разрешил ей пожить с нами? Замок – не хрущевка, один лишний человек, пусть даже теща, никого не стеснит. Но ведь или лорд Драйден не отпустит, или навяжется вместе с женой. Дочь ускользнула, если еще и жена уедет, кого третировать, мстя за несложившуюся судьбу? Короля, что ли?

А ведь мог бы вместо того, чтобы страдать по ускользнувшему из рук престолу, заняться чем-то. Есть ведь у знати другие хобби, кроме пиров да охоты. Да хоть бы стихи слагал в честь прекрасной дамы – одно из семи рыцарских искусств, между прочим, которым обязан владеть каждый. Жил бы своей жизнью, а не мечтами о той, которой никогда не бывать. И не мешал бы жить другим.

– Мать, может, и поверила в эту чушь насчет свадебного волнения, – сказал лорд Драйден, едва за его женой закрылась дверь. – Но мы с тобой знаем, в чем настоящая причина. Твой муж убил Хьюго Беннета.

Ох ты ж блин! И кто еще, кроме отца, об этом знает? И кто еще считает, что моя болезнь вызвана гибелью якобы любовника?

Плевать. Муж знает правду, и на моей стороне. Что скажут остальные, меня не волнует. Гости разъедутся, скандал забудется, когда появятся новые поводы для сплетен. После того, как я съездила королю по морде – не надо было, конечно, но тогда я действительно почти не соображала, что делаю – ко двору нас точно не вернут. Оно и к лучшему.

– Говорят о поединке, – продолжал лорд Драйден. – Но я не верю в эту чушь. Не было свидетелей ссоры, а якобы свидетели самого поединка отказываются делиться подробностями. Муж застал вас вдвоем?

– Да как вы смеете! …батюшка, – запоздало добавила я, ожидая вспышки гнева.

Но отец только покачал головой.

– Тогда тем хуже для тебя. Этот человек превратит твою жизнь в ад.

Нет, папенька, похоже это ты хочешь превратить мою жизнь в ад. Только зачем? Увидел дочь счастливой и всем довольной и решил, что это нужно срочно исправить? Нагадить, пока дочка окончательно не вырвалась из твоих рук?

– Вы сами отдали меня ему. Сами настояли на этом браке.

– Король настоял. Я не мог ему отказать.

– Вы говорили о чести рода. И вам было вовсе неинтересно, что станет со мной.

– Прости, девочка моя.

Что? На моей – точнее, леди Кэтрин – памяти отец не извинялся ни разу. Даже если сам понимал, что неправ.

– Я не мог отказать королю, – повторил он, вздохнув. – Политика – страшная штука…

Я озадаченно посмотрела на него. Поверить? Нет?

– Расскажите, батюшка.

– Это слишком сложно для женского ума…

Ничего, я отличаюсь умом и сообразительностью. А вот ты, похоже, считаешь иначе, и пытаешься разыграть меня втемную. Как и зачем?

– Попробуйте, батюшка. Я постараюсь понять.

– Ты знаешь, вся моя жизнь стала жертвой…Жертвой во имя мира между нашими странами.

Знаю. А ты превратил в ад жизни своих близких… тех, кто мог бы стать твоими близкими. Своей жены. Своей дочери. Да и к сыновьям ты был не слишком добр. Мой брат смог дотянуть до идеала рыцаря-чародея, лишь умерев. Вот тогда он стал примером для твоей никчемной дочери, посмевшей родиться не мальчиком.

Мне жаль тебя. Но сочувствовать тебе я не смогу, уж извини.

– Сейчас мир висит на волоске… и я не мог рисковать, не подчинившись в открытую. Не мог позволить тебе уйти в монастырь, ведь… я отец, а, значит, я отвечаю за все твои деяния.