Блинский блин, зря я понадеялась, что он забудет, увлекшись.

– Нет, – он чмокнул меня в кончик носа, и я невольно улыбнулась. – Это называется по-другому. Хотя тоже своего рода… беседа.

Он посерьезнел, заглядывая мне в глаза.

– Как я уже сказал, не уверен, хочу ли я знать правду. Но ложь отравит жизнь куда вернее. Рано или поздно она станет явной и… – Роберт покачал головой. – Я не солгал тебе ни словом и не прощу, если узнаю, что ты обманываешь меня.

Он ведь не отстанет! И что ему сказать? Продолжать настаивать, что я леди Кэтрин, юная глупышка, которую он покорил своей потрясающей харизмой, заставив разом забыть прежнее увлечение… тем более, что Беннет повел себя не лучшим образом? Что это он разбудил в ней, во мне, то есть, ненасытную женщину? Ему это польстит, конечно. Только муж ведь не дурак, и быстро поймет, что в эту легенду не укладываются ни хирургия, ни странный лексикон. Уже понял. Придумать очередного странствующего монаха? Так ведь таким вещам за один разговор не научишься, а проверить, чем меня учили дома, легко – достаточно один раз поговорить с матушкой.

Ну вот зачем ты все испортил?

Я невесело улыбнулась.

– А что, если ты не простишь правды?

– Ты суккуб? – быстро спросил муж.

– Что? – я на миг опешила. Потом расхохоталась. Придумает тоже! Я, конечно, вовсе не скромница, но на похотливую демоницу, выпивающую из мужчин жизненные силы, тоже не тяну. – Хочешь сказать, я уже заездила тебя до смерти?

Он тоже расхохотался.

– Нет. И я, пожалуй, не прочь доказать тебе это прямо сейчас…

В дверь снова постучали – громче, настойчивей. Роберт выругался, выбрался из постели – как был, в чем мать родила. Прошел к двери, неторопливо, точно зная, что я от него глаз оторвать не могу – хотя наверняка знал, зараза, невозможно ж на него не смотреть, невозможно не разглядывать этот гордый разворот плеч, узкую талию, подтянутые ягодицы и мускулистые ноги… Блин, как невовремя , кого бы там ни принесло, я тоже не прочь повторить, тем более, что разговаривать в это время будет тоже совершенно невозможно, а, значит появится время подумать…. Кого я обманываю, разве я смогу думать?

– Ну?! – рявкнул муж, приоткрывая дверь.

Если там Бет, она упадет в обморок. Главное, чтобы не ему в руки.

– Милорд, – нет, голос мужской. Очень тихий, так что даже не все слова разобрать. – Вечер… гости…

Блин! Понаехали тут, от дел отвлекают! Роберт, похоже. думал то же самое, потому что снова выругался. Прикрыл дверь, виновато оглянувшись на меня.

– Говорю же, с тобой я совершенно теряю рассудок. Ужин. Отдыхай, я извинюсь перед гостями за тебя – многие слышали, что ты нездорова. И пришлю поесть.

Надо же, я и забыла, что голодная, как собака. А еще говорят, любовью сыт не будешь.

– Что? – я подняла бровь, выбираясь из постели. – Ты будешь там танцевать с посторонними дамами, а я – отдыхать?

– Думаешь, мне легко смотреть, как ты танцуешь с посторонними мужчинами? – усмехнулся муж.

Я подошла ближе, покачивая бедрами. Сзади вид наверняка был бы лучше, но и так ничего. Прижалась всем телом, мигом ощутив, что и он готов повторить, прямо сейчас.

– Этот танец только твой. Ты это знаешь.

– Теперь ты меня дразнишь, – Он легко коснулся губами моих губ. – Я бы очень хотел плюнуть на все и остаться.

– Знаю. – я улыбнулась. – Я бы тоже очень хотела никуда не ходить…

Вспомнила кое-что и улыбаться сразу расхотелось.

– Говорят, муж всегда узнает последним. До тебя уже дошли слухи, будто я слегла потому что ты убил Беннета?

Он тоже посерьезнел.

– Когда они успели дойти до тебя?

– Папенька лично донес. Но ты не ответил.

– До меня тоже донесли. Кое-кто постарался… раскрыть мне глаза на истинную причину твоей болезни.

– И?

– Это мужские дела, – улыбнулся он краем рта. – Тебя они не касаются.

Блин! Знаю я, как вы решаете свои мужские дела. Еще в нашем мире скольких таких приходилось латать, а здесь вы банальным мордобоем и даже поножовщиной не ограничитесь.

– Я боюсь за тебя.

– В самом деле? – он приподнял мне подбородок, пристально вглядываясь в глаза. Потом улыбнулся.

– Не бойся. Его величество еще вчера во всеуслышание объявил, что если пока он гостит в моем замке случится хоть один поединок, он велит повесить обоих участников и секундантов.

Ой, блин! Как будто тебя это остановит, если что…

– Так что я просто дал ему в челюсть. Теперь он оскорбленная сторона, и… – муж усмехнулся. – Не посмел меня вызвать.

Я покачала головой.

– Умеешь ты наживать врагов.

– Что правда, то правда. – Он взял меня за руку, провел пальцами по запястью, там, где темнели синяки от пальцев Беннета. – Когда я вижу это, жалею лишь, что не появился раньше. Что этот мерзавец успел коснуться тебя. – в его голосе прорезалась сталь. – Я убил бы его снова и плевать на последствия.

Еще вчера я бы испугалась и смысла и тона его слов. Но что-то, видимо, сломалось во мне в этом средневековье.

– Тебе жаль его? – спросил муж. – Ты его… любила?

Я не стала отводить взгляд.

– Не знаю, – ответила я на оба вопроса сразу. – Так легко оборвать жизнь. Так трудно создать… или удержать. Мне жаль его жизнь… но скольких бы он растоптал так же походя, как едва не… Так что я не буду по нем плакать.

Роберт молчал, по-прежнему пристально глядя мне в глаза, и по лицу его было невозможно ничего прочитать.

– Но одно я знаю точно. Когда вы… схватились, я боялась за тебя. Не за него.

– Верю, – выдохнул он. Прижал к себе так крепко, что я придушенно пискнула. Выпустил.

– Прости, я…

Я улыбнулась.

– А еще я точно знаю, что не позволю всяким там сплетникам перемывать кости нам обоим. Так что пришли ко мне Бет. Сегодня вечером я буду рядом с тобой. Совершенно здоровая и счастливая.

Не то, чтобы совсем здоровая, все-таки рановато было, гм, заниматься этакой активной гимнастикой. Но сегодня мне намного лучше чем вчера, а, значит, на вечере надо быть.

– Ты успеешь собраться за полчаса?

Я рассмеялась. Плохо ты меня знаешь. Роберт, кажется, понял.

– Тогда я пришлю Бет. И горничную, убрать с пола.

– И сделай мне воды.

Он кивнул, отрываясь от меня с явной неохотой.

– Какое платье ты наденешь?

Я задумалась на миг, припоминая. Появляться два раза подряд в одном и том же платье в одном и том же обществе – дурной тон. Если волосы будут под покрывалом…