остались жалкие обломки. Вступившие в конфликт плетения разорвали их на куски. Экипаж вылетел на дорогу.

Я откинулся на сидении.

— Обошлось… Всё обошлось… — пробормотал я.

В глаз попала капля. Брови насквозь промокли. Я провёл рукой по лбу и с недоумением уставился на ладонь, выпачканную в крови. В ушах зашумело.

— Вот чёрт.

Навалилась чернота.

Глава 22

Устроившись на носу потрёпанной баржи, я вглядывался в серо-зелёное месиво, что колыхалось внизу. Воды Змеиной напоминали простоквашу, которая кишела мерзкими липкими водорослями.

От них несло гнильём так сильно, что первые сутки я провёл в тесной каюте, надеясь спастись от вездесущей вони. Затем — нет, не привык, но смирился с тем, что она будет отравлять меня всё то время, пока мы путешествуем по реке.

Энель и Айштера проявили схожий стоицизм, хотя фелина предпочитала не вставать с койки лишний раз. Лишь Чжинри оказалась слаба на желудок. Знакомство с Областью Аномалий она отметила на палубе, свешиваясь с шаткого борта. Я был практически уверен, что когда содержимое желудка магиуса попадало в мутную жижу реки, то делало её чище.

Я покосился на мостик «Счастливого беглеца». Верилий безмятежно стоял у штурвала, покуривая препаршивейшую махорку. Ради интереса я как-то попросил у навигатора отсыпать мне немного, чтобы проверить, пробьёт ли она Сопротивляемость Простым Ядам. Старик так обрадовался, что отдал мне запасную трубку и кисет.

Заполучив табак, я не решался притрагиваться к нему, пока из густых зарослей, что захватили оба берега, не налетели огромные комары. Самые большие достигали сантиметров пяти в диаметре.

Махорка прогнала их, едва я запалил трубку, но после первой затяжки я долго кашлял, едва не выхаркнув лёгкие в речную жижу, и поспешно затушил её.

Она и впрямь преодолела Сопротивляемость, но цена за это была чересчур высока.

К счастью, когда берега захватили толстые деревья с мясистыми листьями, москиты исчезли. Я не знал, существует ли между этими событиями связь; Верилий посоветовал не задумываться над тем, что происходит в Области, а после — долго смеялся.

Здесь ничего не имело смысла, но явления тесно переплелись между собой, как в клубке: потяни одно, и за ним вытянется десяток других. Когда я спросил у Верилия, движемся ли мы по намеченному маршруту, старик заявил, что ни разу за годы ходок в Область не плавал одними и теми же рукавами. Они никогда не повторялись.

Одно и то же действие всякий раз несло за собой иной результат. Главное достоинство навигаторов заключалось не в том, чтобы составлять карты и следовать проложенным курсам. Они вручали свои жизни Области в качестве жертвенного дара. Их вела не логика, но интуиция — или даже нечто более глубинное, полностью враждебное разуму.

В сущности, Верилий положился на случай. Если Область примет наше намерение добраться до Мёртвого Города, Клубок выплюнет баржу где-то на его окраине, у прогнивших верфей. Если же нет… Мы блуждали бы по Змеиной, пока не закончатся припасы, — или попросту однажды не проснулись бы.

Больше всего поражало и ужасало то, что этот способ считался более надёжным, чем переход по земле. Область Аномалий насмехалась над попытками втиснуть её в ограниченные представления смертных созданий о мире. Лишь те, кто отдался на милость слепой стихии, могли рассчитывать на успех.

Подобные мысли вгоняли меня в дурное настроение. Я старался избегать их, но делать на барже было решительно нечего.

Нас было восемь, если считать навигатора. Марк не успел набрать надёжных авантюристов. Когда в Радианте прознали про то, что случилось в «Третьей звезде», в городе поднялся настоящий переполох. Горожане строили теории одна пуще другой. Но все они померкли перед реальностью, когда дознаватели, явившиеся на пепелище, обнаружили там множество следов Культа Ночи, а также трупы Потита и Бенедикта под завалами.

Большую часть этой суеты я провёл в беспамятстве и мог ориентироваться лишь на рассказы отряда Марка и своих спутниц. Чжинри дотянула карету до города, однако её бросили, не доезжая до ворот. Незачем было помогать страже в поисках виновных.

Следующие дни мы провели на хуторе вблизи Радианта. Его хозяева не возражали против присутствия девушек, терпели моё беспамятное тело и бурно радовались монетам, выплачиваемым им за постой. Айштера выходила меня. Оказалось, что в пылу схватки я не заметил серьёзную рану на голове. О царапинах, ссадинах и порезах и говорить не приходилось.

Когда суматоха в Радианте поутихла и я встал на ноги, то поспешил к Верилию. Несмотря на разгульное пьянство и мнимую оторванность от мира, он был в курсе произошедшего — и безошибочно связал его со мной. Он объявил, что готов отправляться; в тот же день я встретился с Марком и объяснил ему ситуацию.

Пропуск, полученный от Потита, мог перестать действовать в любую минуту. В городских службах наверняка сейчас переворачивали всё вверх дном, чтобы найти культистов и тех, кто за взятки покровительствовал им. Любое промедление увеличивало шанс того, что нас не пропустят в Область, а то и повяжут прямо на барже.

Стрелок согласился с тем, что лучше синица в руках, чем костёр за сотрудничество с еретиками.

Перед отплытием меня ждал тяжёлый разговор с Айштерой. Она согласилась отправиться со мной, но не потому, что верила в мою миссию.

— За тобой нужно кому-то приглядывать, — сказала она, — чтобы ты не сбился с правильного пути. Я не хочу гадать, погиб ты или выжил. И ещё больше не хочу мучиться угрызениями совести, если Милиам добьётся своего, в чём бы ни заключался её план.

Я поискал в глазах фелины привычную теплоту — и нашёл в их глубине её отголоски. Она была слишком добра, чтобы поставить на мне крест.

— К тому же, — продолжила Айштера, — при всём желании тебя нельзя записать в сторонники ночи. Когда бы нам ни попадался Культ, мы вечно вставляли ему палки в колёса — и он платил тем же. Стремился поймать. Убить. В «Трёх звёздах» и речи не шло о сотрудничестве. Только о том, что какие чудовищные вещи с нами сотворят. Правда, я так и не поняла, чем их заинтересовала я…

Я промолчал; не был уверен, что ей понравится предположение об избранности Тиларной. Кроме того, Энель могла и ошибаться.

Больше всего прочего меня зацепило упоминание Ран о лазейке, для которой не нужен ключ. Выходило, что сектанты уже проникли в храмовый район? Или она солгала, чтобы пустить по ложному следу?

Если в Колыбели находилась целая статуя Милиам, Культ Ночи давным-давно мог попытаться воззвать к ней. Или он и планировал воскрешение, для которого понадобились мы? Чем дольше я размышлял об этом, тем менее вероятным казался этот вариант. Будь так, Ран не преминула бы поделиться радостью от того, что вековой план близок к завершению. Но нас собирались использовать в опытах, и лишь Энель отводилась более важная роль — послужить телом Великому.

Что бы это ни значило.

Если под прозвищем Великого скрывался Апостол, один из ашур, не хотел ли он возродить с помощью Энель погибшую расу?

Я попробовал подступиться к ашуре с расспросами; кому, как не ей, знать о том, считают ли её сородичи спасение расы важной целью? Но Энель лишь передёрнула плечами и буркнула, что желания других ашур её не волнуют. Было видно, что эта тема ей неприятна.

В общем, догадок было хоть отбавляй, но к истине эти бесплодные размышления не приближали. Я знал одно: сущность, которая позволяла черпать огонь через пластину, не была Милиам. В ней чувствовалось слишком много доброжелательной открытости — и даже радости от соприкосновения наших разумов.

От лунарной богини я получал лишь кошмары, которые возобновились после того, как баржа отплыла в Область. Они наваливались душными ночами, неизменно заканчиваясь укусами змей, чьи глаза сияли ослепительными солнцами. Я просыпался весь в поту и долго лежал без сна, уставившись в качавшийся потолок.

Вспомнив о кошмарах, я поморщился. Что-то со мной было не так. Мысли путались и метались, словно вспугнутые воробьи; похоже, в воздухе помимо гнилостных миазмов витало нечто, что выводило меня из себя. Предвкушение? Опасения? Загадка?

По коже бегали мурашки, несмотря на жару.

Появление на носу Утимару и Йованы я воспринял как повод отвлечься, тем более что оба авантюриста явно настроились поговорить. Фелин выглядел значительно лучше, чем в Радианте. Казалось, он оставил неведомую болезнь в городе. Он больше не кутался в плащ — ещё бы, такой зной! — и не прятал руки, хотя и носил перчатки. Йована же ничем не отличалась от обычной себя.

— Марк сказал, ты хочешь расспросить нас, — вместо приветствия произнёс Утимару.

— Верно. Но сперва —