не ведет. Приоритеты поменялись, мораль упала, традиции забылись. В общем, духовность не в моде. Горе не только для родителей, но и для страны в целом.

Май 2013

Примите наилучшие пожелания от нас, украинских друзей!

9 мая был митинг в Кохновке. Многолюдный. Были и первые следопыты, которые привели сюда уже своих внуков. А вот учителей школы № 24, которых вы знали, уже не было, сильно болеют…

Из письма Анания Размыслова другу Федору Щербакову:

…Какая-то горечь на сердце, что мы в мирное время недостаточно дружили и любили… Мы должны беззаветно сражаться, чтобы в будущем мы или наши братья и сестры могли провозгласить еще более крепкую дружбу и любовь. Я буду еще сильнее бороться за право на жизнь нежных стихов и песен.

Стихотворения Анания Размыслова

Темный лес

Древний лес, где пределы твоей

В полумрак уходящей чащи?

Сколько птиц ты вскормил и зверей,

Сколько вырастил дичи бродячей?

Напеваешь, в себя погружен,

Жгучий ветер тебе подпевает.

И зимою, и летом твой сон

Мне и радость, и грусть навевает.

Ты мне осенью люб и весной,

И зимою мне дорог, и летом,

Лес, охваченный странной игрой

И пронизанный сказочным светом.

Разгадал я загадку твою,

Темный лес без конца и без края,

Как сопесенник твой, я пою,

Грусть и радость твою принимая.

Перевод с коми языка А. Тарковского

1932

Отрывок из поэмы «Первая любовь»

Все мы молоды когда-то были,

А какая боль у молодца?

У берез мы с девушками стыли,

И сводя, и разводя сердца.

Девушки не проходили мимо,

Каждая по-своему мила,

Только не было такой любимой,

Как любима первая была.

Нам былое возвращать не надо,

Пусть напевы песен льются вновь,

Пусть желаньям новым сердце радо,

Все ж дороже первая любовь.

Перевод с коми языка Ф. Щербакова

Ноябрь 1938

Брату[25]

С Запада, из дальней стороны,

Шлю большой привет тебе, братишка.

Этим летом ты меня не жди,

Но не надо убиваться слишком.

Дремлет летним вечером село.

Вычегда устало катит воды.

Все уж спят. Но не пришла еще

Наша мать, наверно, с огорода.

А вернется – знаю, перед сном

Всех детей своих она вспомянет:

Где они теперь,

В краю каком

И в какую даль судьба их манит?

Девять братьев и сестер, росли

Все мы вместе, под одною крышей…

Много троп во всех концах земли,

Свою дорогу каждый ищет.

Вырастешь – и все поймешь ты сам,

Сам найдешь свое большое счастье…

Только помни: трудно старикам

Разрывать свою семью на части.

А пока играй и веселись

Нашим милым старикам на радость.

Бегай, пой, ершей в реке лови -

Вешать, братец, голову не надо!

Отгони свою пустую грусть.

Я скажу, братишка, откровенно:

Этим летом, может, не вернусь,

Но вернусь домой я непременно.

Перевод с коми языка Г. Луцкого

1942

1. Ананий Размыслов

2. Сестры Анания Зина и Валентина. Фото Анания Размыслова, 1941 г.

3. Фрагмент статьи 1941 г. с разгромной критикой стихов Анания Размыслова

4. Направление на прохождение службы

5. Фронтовой снимок Анания Размыслова

Илья Лапшин 23 года

«Сгорели в них мальчишеские сны…»

Старший сержант, переводчик. Погиб на правом берегу Днепра 30 сентября 1943 года.

В июле 1943 года командир полка наградил старшего сержанта Лапшина командировкой в столицу. Парня призвали с первого курса Литинститута еще в 1939 году, и лишь однажды, в 41-м, он забегал домой, – тогда его часть перебрасывали с Дальнего Востока под Москву. И потом еще раз – летом 1943…

Илья Лапшин родился в Москве в семье потомственного врача. Его отец рано умер, и Илья воспитывался в доме деда Александра Ивановича Лапшина – создателя Московского противотуберкулезного института. Учился в одном классе с Борисом Смоленским. Дружил с Михаилом Кульчицким, Борисом Слуцким и Давидом Самойловым. При жизни не печатался. После призыва в армию служил на Дальнем Востоке в редакции бригадной многотиражки, где познакомился с Вячеславом Кондратьевым, будущим писателем, автором повести «Сашка». По словам Кондратьева, Лапшин «дезертировал на фронт» – то есть самовольно оставил службу в дальневосточной многотиражке, чтобы отправиться на передовую вместе с друзьями.

Илья Лапшин служил в роте связи переводчиком и не раз ходил с разведчиками за линию фронта. Знал язык врага, как родной. В детстве у него была нянька-немка, а учился он в немецкой школе имени Карла Либкнехта.

За четыре года армейской службы Илья так и не смог огрубеть, и за это его любили и солдаты, и офицеры. Большой, рыжеватый и добродушный, он по-детски довольно сильно заикался, но стоило ему перейти на немецкий, как заикание исчезало.

И вот – командировка. Счастливый билет! Целью командировки командир назначил приобретение «культурного инвентаря». Возможно, имелся в виду баян или другой музыкальный инструмент. На руки Илье дали четыре тысячи рублей. По-довоенному – приличная сумма. А в 1943-м уже не так и много – килограмм картошки на базаре стоил почти сто рублей.

И вот Илья в Москве. Как во сне он добрался до флигеля на Новой Божедомке[26]. Во дворе после дождя залиты тропинки, липовый цвет осыпается. Ящик с песком – чтобы тушить зажигалки – так и стоит с лета 1941-го.

Первый этаж. Родная дверь. Под звонком – дедова табличка «Профессор А. И. Лапшин». Открыла мама. Долго стояли, обнявшись.

Бросив вещмешок, Илья прошел в свою комнату. Там все ждало его: старые часы, книги, папки с рукописями, портреты Пушкина, Блока, Бальмонта и Есенина. В солнечных лучах клубились поднятые по тревоге пылинки. Илья подошел к окну, щелкнул шпингалетом и распахнул створки…

– Мама, сколько же я спал? – спросил он на другое утро.

– Почти сутки. Сегодня уже понедельник.

– Что же ты меня не будишь?..

Мать только улыбнулась:

– Мне пора на дежурство в госпиталь. Не забудь пообедать. А поужинаем вместе. Если меня отпустят. Но я скажу: сын приехал. Отпустят…

– А я, мам, в институт съезжу. Может, кого застану.

Они вместе вышли из дома. Илья проводил мать до ворот госпиталя, а сам запрыгнул на подножку набитого трамвая.

Народ, заметив солдата, чуть расступился, пропуская его на площадку. Илье вдруг захотелось, чтобы его кто-то узнал. А еще лучше – чтобы