«Я заходила сегодня днем, чтобы снова встретиться с вами по поводу того, о чем мы говорили в прошлую субботу, но узнала, что вы не у себя. Мне становится хуже, и я полнею с каждым днем. Как я уже говорила вам раньше, мистер У. Х. Биррелл – это причина моих бед. Он говорит, что хорошо заплатит вам, если вы все уладите, потому что он очень беспокоится обо мне.

Я не смогу прийти завтра, но попробую увидеться с вами в четверг, и тогда вы, надеюсь, согласитесь сделать то, о чем я прошу».

Крим настаивал, что видел ее в последний раз 20 апреля, и утверждал, что в его кабинете нет хлороформа. Удивительно, но его не допрашивали о предполагаемом заговоре с целью шантажа.

У Крима не было реального алиби на ночь перед тем, как нашли ее тело. Он сказал, что отсутствовал большую часть вечера, прежде чем вернуться в свой кабинет в 11 вечера и переночевать там. По его собственному признанию, он был рядом, когда ее тело находилось в уборной. Что касается письма, которое, как он утверждал, пришло от Гарднер и в котором заявлялось, что Биррелл – отец ее ребенка, то оно не выглядело подлинным. Сара Лонг просмотрела его и сказала, что подпись и почерк не совпадают с другими письмами Гарднер, которые ей доводилось видеть. Роберт Гарднер, брат умершей, был уверен, что «узнал бы ее почерк где угодно», и поклялся, что письмо написано кем-то другим.

Присяжные заседатели совещались более полутора часов, прежде чем объявить вердикт: Кэтрин Гарднер убили – отравили хлороформом, «введенным ей каким-то неизвестным нам лицом или лицами». Хотя они и не видели ее тела, они пришли к выводу, что его перенесли туда после смерти, чтобы преступление выглядело как самоубийство. Присяжные также признали некоего Джонсона отцом будущего ребенка Гарднер, сняв с Биррелла «всю вину».

У Крима, который оставался главным подозреваемым, не было убедительного оправдания. The Free Press призвала лондонцев сохранять непредвзятость. В то время как врач, по-видимому, «знал о некоторых деталях дела», вышедшая через два дня после оглашения вердикта статья предупредила: «Доказательства не связывают его с этим каким-либо определенным образом». Крим был «решительно против» того, чтобы помочь Гарднер прервать беременность, и не было никаких доказательств того, что у кого-либо, включая врача, имелся мотив для убийства женщины. Это следовало иметь в виду, как считал автор статьи, «прежде чем какое-либо лицо заподозрят в совершении такого тяжкого преступления, как убийство».

Днем позже в газете The Free Press опубликовали письмо редактору, в котором Крима назвали жертвой «крайне предвзятого» расследования. Автор письма считал, что, если у полиции оставались сомнения относительно письма, которое написал Крим, им следовало проконсультироваться с экспертами, чтобы определить, было ли оно написано рукой Гарднер. «Честное расследование не проведено, – говорилось в письме, – а в деле слишком много слепых пятен». Письмо было подписано псевдонимом Веритас (от лат. veritas – «истина»).

Кто убил Гарднер? Где и когда она умерла? Улики, указывающие на Крима, были косвенными, но изобличающими. Он был ее врачом. Она умоляла его «исправить все» и, по его собственному признанию, предложила солидный гонорар, если он предоставит нужные лекарства или сделает аборт. Когда Гарднер в последний раз видели живой, она направлялась к его кабинету. Ее тело нашли всего в нескольких шагах от дома Крима, и он был одним из первых людей, прибывших на место происшествия после того, как обнаружили ее труп. Ходили слухи, что он ввел хлороформ в качестве анестетика, чтобы сделать аборт, но химическое вещество убило ее, а потому Крим подбросил ее тело в уборную, инсценировав самоубийство.

Коронер Флок мог бы проконсультироваться с экспертом, как предположил автор письма, Веритас, чтобы определить, написала ли Гарднер письмо, обвинявшее другого возможного подозреваемого в ее смерти. Анализ почерка сыграл ключевую роль в громком процессе по делу об убийстве в Бостоне тремя десятилетиями ранее, и в Великобритании эксперты регулярно консультировали суд во время уголовных и гражданских дел, когда авторство документов казалось спорным. Уильям Бойз в своем руководстве для коронеров Онтарио говорил, что если свидетели, знакомые с чьим-либо стилем письма, выражали сомнения – такие, как Сара Лонг и брат Гарднер, – этого достаточно, чтобы отклонить документ как подделку. Бойз также предупреждал коронеров, чтобы они остерегались свидетелей, подобных Криму, – таких, которые, защищаясь, делали все возможное, чтобы оправдать себя или привлечь к ответственности других. «Преступник, – говорилось в его руководстве по расследованию, – склонен выдавать себя чрезмерной осторожностью или многочисленными и невероятными предположениями относительно причины смерти».

Доктор Флок не предпринял никаких попыток оспорить корыстные заявления Крима или проверить, написала ли Гарднер то письмо. Выполняя последний долг коронера, он представил вердикт и стенограмму судебного разбирательства местному прокурору. Власти, однако, не предприняли никаких дальнейших действий. Убийство Гарднер так и не раскрыли.

Коронер и прокурор могли бы проявить больше подозрительности и провести более тщательное расследование, если бы знали об аборте Флоры Брукс или о теме диссертации Крима в Макгиллском университете – хлороформе.

И никто не понимал, насколько искусным благодаря происходящему становился Крим – в подделке писем, отводе обвинений и планировании шантажа.

* * *

Крим вернулся в полицейский магистратский суд 27 мая, когда ему исполнилось 29, и признал себя виновным по обвинению в занятиях медициной без лицензии. Его обязали заплатить чуть больше 29 долларов – минимальный штраф плюс судебные издержки. В местных газетах не появлялось никаких сообщений о незаконности его практики, но его внезапная дурная слава вкупе с оставшимися без ответа вопросами о смерти Гарднер сделали невозможным дальнейшее пребывание в Лондоне. «Хотя он и был невиновен в глазах закона, – вспоминал его коллега из Лондона Джеймс Рид, – даже друзья считали его виновным, и это не давало клейму позора исчезнуть».

Пятого июля, в душный, жаркий летний день, Крим покинул город и направился на запад.

* * *

Тринадцать лет спустя, почти в тот же день, поезд доставил инспектора Фредерика Смита Джарвиса в канадский Лондон. Наводка, которую он получил от монреальского врача Герберта Редди, оказалась верной: бывший однокурсник Редди по Макгиллскому университету, Крим, был причастен к смерти местной женщины. Джарвис встретился с начальником городской полиции, который рассказал об обнаружении тела Кэтрин Гарднер в уборной за кабинетом Крима, ожогах на ее лице и бутылке с хлороформом рядом. Джарвис, как и коронерское жюри, расследовавшее это дело, был убежден, что это убийство, а не самоубийство. «Хлороформ прижимали к лицу в течение значительного времени, чего