кто-то – возможно, офицер полиции – указал Бердетту на Крима как на подозреваемого в убийствах, и это сделало его показания в суде бесполезными. Опознание организовали в полицейском участке на Боу-стрит перед тем, как Крим предстал перед судом по обвинению в шантаже. Для одного из опознаний привлекли несколько газетных репортеров, и они стояли рядом с человеком, о котором писали, когда мимо проходили два свидетеля. Никто не узнал Крима, и, что еще хуже, один из свидетелей указал на известного журналиста и объявил, что он «похож на человека, которого я видел».

Лондонские газеты быстро связали обвинение в шантаже с расследованием убийств в Ламбете. Через несколько дней после предъявления обвинения Криму появились сообщения о том, что Скотленд-Ярд пытался связать подозреваемого, находящегося под стражей, с отравлениями. «Были и другие случаи отравления, которые должным образом не расследовали, – отметили в газете The Observer, – и подозрение в отношении всех случаев пало именно на этого человека». Имя человека не называлось. Британские судьи неодобрительно относились к разбирательствам со стороны газет и могли использовать свои полномочия, чтобы обвинить журналистов в неуважении к суду или даже оштрафовать или посадить в тюрьму тех, кто поспешил с выводами и предположил, что подозреваемый виновен.

Чтобы предупредить читателей о личности этого человека, не раздражая суд, одна газета ловко сообщила о доказательствах, указывающих на вину неназванного человека, а затем перешла к обновленной информации о преследовании Крима за шантаж. В The Pall Mall Gazette полагали, что у полиции есть доказательства, «указывающие на систематическое отравление женщин и девочек», в то время как авторы The Standard заверили общественность, что «обнаружение недостающих звеньев – всего лишь вопрос времени». The Daily News и вовсе пыталась понять извращенный ум убийцы. «Он страдает от особой формы психического расстройства, которое находит выражение в желании лишать жизни», – предположили редакторы газеты, прежде чем сравнить отравителя проституток с самым известным лондонским убийцей всех времен, Джеком-потрошителем. «Как показывает история убийств в Уайтчепеле, потворство этой склонности к убийству женщин, находящихся в особенно беззащитном положении, не является для отравителя из Ламбета чем-то необычным».

В Америке журналисты были менее осмотрительны, чем их британские коллеги, и находились вне досягаемости британских судей, наделенных полномочиями обвинить в неуважении к суду, а потому они быстро окрестили Крима подозреваемым в убийстве. Заголовки и истории, связывающие его с отравлениями, появились в Филадельфии и Цинциннати всего через неделю после предъявления ему обвинения в шантаже. Согласно лондонскому сообщению в The Cincinnati Inquirer, он «находился под самым серьезным подозрением в отравлении стрихнином четырех или, возможно, большего количества девушек аморального поведения». «Сотрудники Скотленд-Ярда, – добавлялось в статье, – рассчитывают привлечь Нила к ответственности за восемь преступлений такого рода». В The New York Times Нила назвали подозреваемым в убийствах Кловер, Донворт, Шривелл и Марш. «Общее впечатление таково, что Нил, пытаясь прибегнуть к шантажу, попал в затруднительное положение, для выхода из которого потребуется предельная изобретательность, – сообщили читателям в The Times. – Предполагается, что вскоре против него будет выдвинуто обвинение в умышленном убийстве». Редакторы The Buffalo Morning Express в Нью-Йорке не видели необходимости ждать предъявления обвинений, не говоря уже о вынесении обвинительного приговора. Обновленная информация об уликах, изобличающих Крима, увенчалась заголовком «Джек-отравитель».

Однако главный следователь Скотленд-Ярда все еще собирал «недостающие звенья», необходимые для подтверждения обвинений в убийстве. Предстоящее коронерское расследование смерти Матильды Кловер обещало выявить новые улики и зацепки, которые связали бы Крима с ней и тремя другими отравленными женщинами. К тому же полицейский преисполнился решимости найти Луизу Харви, пятую жертву, о которой Крим упоминал в разговорах с Джоном Хейнсом и сержантом Патриком Макинтайром. Офицерам подразделений Скотленд-Ярда по всему городу приказали просмотреть записи о каждой смерти, зарегистрированной в Лондоне в течение последних четырех месяцев 1891 года. Танбридж был убежден, что установление даты ее убийства – это только вопрос времени.

* * *

Матильду Кловер похоронили за шесть месяцев до того, как полиция решила исследовать ее тело на наличие яда. После эксгумации ее останки еще семь недель хранились в сарае на кладбище Ламбет, в южном пригороде Лондона Тутинг, прежде чем в конце июня эксперты провели осмотр для коронерского жюри. На табличке на крышке гроба было написано имя, но лицо трупа распухло и стало неузнаваемым, а потому пришлось подтверждать личность иначе: одежда, длинные каштановые волосы и выступающие передние зубы, слегка деформированный ноготь на указательном пальце правой руки. Выполнив свое мрачное поручение, 23 присяжных заседателя вновь собрались в зале суда в Тутинге, в полутора километрах от кладбища, для проведения дознания. В то время как коронер Уайатт руководил расследованием смертей Донворт, Марш и Шривелл, тело Кловер эксгумировали и исследовали в рамках юрисдикции А. Брэкстона Хикса, коронера Среднего Суррея. Его расследование было гораздо более тщательным, чем то, что проводилось несколько лет назад и в ходе которого Крима не смогли связать с убийством его пациентки Кэтрин Гарднер в канадской провинции Онтарио. «Я сделаю все, что в моих силах, – пообещал Хикс сотруднику Скотленд-Ярда, Роберту Андерсону, – чтобы прояснить этот вопрос».

Зал вмещал 150 человек, большинство из которых в тот день составляли адвокаты, свидетели, сотрудники полиции и журналисты. «Болтающая и смеющаяся толпа» жителей Тутинга, заполнившая галерею, по-видимому, рассматривала происходящее как «развлечение, специально устроенное для их веселья», – отметил один репортер. Когда ключевых свидетелей одного за другим вызывали на трибуну для дачи показаний, шумные зрители шикали друг на друга. Многие женщины принесли с собой грудных детей, и коронер Хикс, расстроенный плачем, приказал выгнать нескольких из них из зала. «Коронерский суд, – заметил он с явным сарказмом, – это не уютная детская».

Крим, которого на слушание из его камеры в тюрьме Холлоуэй привела охрана, сидел за столом в передней части зала. Его адвокат опаздывал. Криму предложили карандаш и бумагу, чтобы делать заметки, но мужчина заколебался. Полиция, как он считал, могла изъять их в качестве вещественных доказательств. «Адвокат посоветовал мне вообще ничего не писать, – сказал он, – и с тех пор, как меня арестовали по этому делу, я не написал ни слова». Однако Хикс заверил его, что записи останутся неприкосновенными, и Крим так увлекся записыванием показаний свидетелей, что продолжил даже после того, как прибыл его адвокат. Часто, когда репортеры поглядывали в его сторону, он подпирал голову рукой и разглядывал записи. Один репортер отметил, что он казался почти вызывающе спокойным.

Люси Роуз, горничная из дома 27 по Ламбет-роуд, и другие свидетели описали ужасную смерть Кловер. Хикс сосредоточился на ошибочной диагностике ее симптомов и неправильном свидетельстве