Дьявол вылез из преисподней окончательно и все времякараулил его поблизости. Уже не спасала работа – дьявол не боялся ее. Иутомление не действовало – дьяволу наплевать было на утомление. Он ждал своегочаса. Когда Тимофей сдастся ему окончательно.

И тогда Кольцову стало казаться, что Катерина ему поможет.

Чем-то она напоминала ему Машу из зоопарка. Ту самую Машу,из-за которой маленький Тимофей выжил тридцать лет назад.

Частью сознания он понимал, что это просто навязчивая идеяпсихически неуравновешенного человека. Катерина не имела совсем никакогоотношения к его кошмарам и не могла его от них избавить.

Но зато другая часть умоляла его попробовать – вдругпоможет? Вдруг он изгонит дьявола из своей жизни?

Что-то было в ней такое, что убеждало его в этом. Какая-тобрызжущая через край доброжелательность и доверчивость ребенка, выросшего вполной безопасности, уверенного в себе и в окружающем мире.

Он хотел воспользоваться этим. Посмотреть, как выглядитвблизи чувство безопасности и защищенности. Он хотел оценить его и построитьсебе такое же. Если понадобится, то отобрать у нее – ему оно нужнее.

Как-то в одну минуту, после ухода Дианы, он понял, чтоденьги так и не дали ему вожделенного покоя. Ни черта он не научился управлятьсвоим сознанием, хотя окружающими управлял виртуозно.

Он хотел попробовать использовать Катерину. Вдруг онаобъяснит ему, что нужно делать, чтобы успокоить свой разбушевавшийся мозг.

Он поперся к ней, прямо-таки кожей чувствуя изумлениеохраны. Это тоже была большая новость – как правило, окружающих его людей и ихжалких эмоций он не замечал вовсе.

Он совсем не ожидал встретить там столько народу. Впрочем,он сам не знал, чего ожидал.

Он не узнал ее, стоящую на крыльце с прижатыми к грудируками – в толстой куртке, джинсах и свитере. Рядом была еще одна, точно такаяже девушка, может, чуть помладше. Смотрела она с изумлением.

Охрана у ворот изнывала от неловкости и неопределенностиситуации – они не могли понять, зачем босс притащился сюда, на этот участок,где еще не везде сошел снег и валялись забытые с осени грязные пластмассовыеигрушки, где на громадном дощатом столе под корявыми старыми яблонями, покрытомяркой скатертью с подсолнухами, сияли белоснежные салфетки и фарфоровые тарелкис пастушками, а на пенечке в отдалении ждал своего часа самовар, отсвечиваямедным начищенным боком, где на мангале жарились шашлыки, а люди были как сдругой планеты.

С первого раза он не смог запомнить, кого из них как зовут.Может, потому, что пристально следил за Катериной и одновременно – за собой,как бы примеряя на себя совершенно новую ситуацию. Понял только, что парапостарше – это ее родители, помладше – сестра и ее муж, а ковыряющаяся в лужеобезьянка – их дочь. Еще была бабушка с манерами вдовствующей императрицы.Каковы императрицы на самом деле, Тимофей не знал, но представлялись они емуименно такими.

После первых минут чудовищного смятения его усадили за стол,и все порывались усадить и водителей с охраной. Тимофей категорически возражал,и это был первый случай за несколько последних десятилетий, когда его никто неслушал. Он изумился до того, что на некоторое время потерял дар речи и толькоследил за тем, как Катеринин отец пытается зазвать ребят за стол, а они неидут, и кончилось все тем, что им отнесли по шампуру прямо к машинам.

Он забыл, как зовут Катеринину сестру, и решил потихонькуспросить кого-нибудь об этом, но тут к нему привязалась бабушка-императрица свопросом о внешней задолженности России. Попутно она поделилась с Тимофеемсведениями об этом вопросе, почерпнутыми у какой-то чрезвычайно осведомленнойВеры Владимировны.

Тимофей смотрел на нее во все глаза, но заговорить нерешался. Потом он все-таки робко спросил, как зовут вторую сестру.

– Даша, конечно! – воскликнула императрица с непонятным емуэнтузиазмом. – Как ее еще могут звать? Если старшая Катерина Дмитриевна, томладшая может быть только Дарьей Дмитриевной!

Из чего следовало, что младшая может быть только ДарьейДмитриевной, Тимофей не понял. Начиная раздражаться, он смотрел на бабушку,ожидая пояснений, и тут ему на помощь пришла Катеринина мать.

Наклоняясь, чтобы поставить перед ним тарелку с картошкой,она сказала весело:

– Это Алексей Толстой, помните? “Хождение по мукам”. Дведевочки, Катя и Даша. Катерина Дмитриевна и Дарья Дмитриевна.

Не помнил он никаких “хождений” Алексея Толстого! Былкакой-то Толстой, он написал про то, как тетка под поезд угодила, или что-то вэтом роде. А на него смотрели так, как будто он обязан это знать, а он не знал.

Молодой мужик, муж этой самой Даши и отец обезьянки, смотрелна Тимофея как на экзотическую гориллу в зоопарке – с интересом и некоторымнедоверием: что-то она выкинет, если отвернуться? Это тоже выводило Тимофея изсебя, он не привык к подобным разглядываниям. Он вообще не привык ни к чему,кроме безоговорочного подчинения и душевного трепета, которые испытывалинормальные люди в его присутствии. Но перед ним были не нормальные люди!

Он видел, что они растеряны и немножко недоумевают, какимветром могло занести к ним в дом человека из параллельного мира. Но когда всенаконец выпили вина – Тимофей пил томатный сок – и расслабились, то Тимофеюстало ясно, что его присутствие принято как несколько неожиданное, но вполнеобычное явление.

И на это он тоже обозлился. Его невозможно воспринимать какнечто само собой разумеющееся. В этой стране он почти что бог. Он может купитьвсе их дома и участки, а потом подарить им обратно и даже не заметить этого. Онв первой десятке, нет, пятерке, самых влиятельных, самых богатых, самых, самых…Но за этим дощатым столом с подсолнухами никому, казалось, нет до этогоникакого дела. Все разговаривали с ним как с самым обычным заезжим гостем,которого не ждали, но приезду рады не столько из-за него самого, сколько потрадиции гостеприимства.

Уехала Даша с семейством – опять целое представление:открывали ворота, выгоняли машины, меняли их местами, перекликались с охраной иводителями: “Еще назад! Правее, правее, еще чуть-чуть!” Тимофей зачем-то принялприглашение остаться на чай. Чай пили на громадной террасе, состоявшей,казалось, только из окон. Уютная лампа на длинном стебле освещала стол,разгоняла по углам весенние сумерки. Под ногами крутились подвижная чернаятакса и чудовищных размеров флегматичный кот, время от времени делавший попыткивзгромоздиться к Тимофею на колени. Тимофей эти попытки пресекал, как емуказалось, совсем незаметно, пока бабушка-императрица не воскликнула:

– Что вы делаете, молодой человек! – И забрала кота к себе.

Все это было странно, настолько странно, что Тимофей так нио чем и не поговорил с Катериной. Хотя о чем он мог с ней поговорить? Он незнал, что ответить себе на этот вопрос. Он силился вспомнить, о чем думал,когда принимал решение поехать к ней на дачу, – и не мог.