Зевая от холода и желания спать, Катерина потащилась к двумджипам, встречавшим Тимофея Ильича, точно таким же, как в Москве. Тимофей Ильичбыл человек, верный привычкам.

– Добрый вечер, Коля, – поздоровалась она с водителем иопустила портплед на бетон. – Не соскучились без нас?

– Скучали, Катерина Дмитриевна, – ответил водитель сулыбкой. – Что-то вы без ракетки?

– А я в такой спешке собиралась, что все позабыла. Крометого, мы не знали, где будем, в Калининграде или на даче. – Она прикурила ипротянула водителю пачку. Со стороны зала ожидания к ним подошел знакомыйгаишник. Тоже закурил.

– Надолго к нам Тимофей Ильич?

– Да я на самом деле не очень в курсе. Мы дней на десять.Потом ненадолго в Москву, и опять к вам.

– Это хорошо, – подытожил гаишник. – С Тимофеем Ильичомспокойней.

Разговаривали они негромко и вяло. Все устали, ночьнадвигалась быстро и бесшумно. Всем хотелось по домам. Саша Скворцов, договоривс кем-то из прилетевших, приблизился и встал, привалившись к чистому бокуджипа.

– Скоро он там? – пробормотал он так, чтобы слышала толькоКатерина.

Пока босс не занял своего места, они не имели правапогрузиться в машину. Кроме того, следовало ждать высочайшего указания – кто вкакой машине поедет.

Кольцов появился со стороны сиявшего огнями самолета инадвинулся на них, как грозовая туча.

– Добрый вечер, – бросил он всем сразу, – прошу в машину.

Наученная горьким опытом, Катерина портплед за собой неповолокла. Леша молниеносно перехватил его и запихал в багажник. Захлопнуласьдверь. На милицейской машине включилась мигалка. В джипе было уютно, хорошопахло кожей и одеколоном Тимофея, и хотелось ехать долго-долго, до утра. Обаджипа повернули на Светлогорск. Тимофей Ильич, как ни странно, по телефону неразговаривал, хотя это было его обычное состояние. Он сидел, кое-как пристроивголову на подушку, и о чем-то думал. Вид у него был недовольный. Саша почтидремал, делая вид, что читает, а Катерина смотрела в окно.

Шоссе было пустым и очень темным. Глубокая тьма, какаябывает только ранней весной и поздней осенью, стекала с холмов. Фарывыхватывали толстые стволы старых немецких лип по обе стороны шоссе. Катериназнала, что за липами – до горизонта – холмы и леса, иногда вплотнуюподступающие к дороге. Очень живописный и очень немецкий пейзаж.

Ехать было еще минут двадцать, а глаза слипались неудержимо,и в конце концов она решила, что не случится ничего страшного, если она наминуточку их закроет.

Потом она так и не смогла точно вспомнить, как этопроизошло. Какой-то странный звук, похожий на треск сломанной прямо над ухомветки, разбудил ее. Она открыла глаза и услышала еще серию таких же звуков,острых и страшных, как смерть. Со следующим ударом сердца машину понесло изакрутило, что-то дико закричал водитель, со звоном разлетелось боковое стекло.Джип, сотрясаясь могучим, бронированным телом, не тормозил, его несло прямо настену старых немецких лип, которые бешено вращались, оказываясь то справа, тослева, как в ночном кошмаре.

В нас стреляют, пронеслось в голове. Если не убьют, мыразобьемся. Скорость слишком большая, а машина слишком тяжелая.

Острым алмазным дождем сыпалось раскрошенное в пыль стекло,джип бросало из стороны в сторону, и кто-то орал совсем рядом:

– На пол!!! На пол лечь!!!

Она не знала, как оказалась на полу. Кто-то прикрыл еесверху от града осколков, и она изо всех сил зажмурилась, понимая, что этоконец.

Со следующим ударом сердца все остановилось.

Потолок машины как-то странно сместился и нависал над Катериной.На губах была кровь.

Я жива? Жива?!

– Все живы? – отрывисто спросил кто-то над ее головой. –Живы все?

Ей было тяжело, почти невозможно дышать, и она равнодушноподумала – это от того, что к полу ее придавил Тимофей.

Он рывком поднялся и сел. Дышать стало легче.

– Ты жива? – спросил он и быстро ощупал ее, от шеи доботинок, делая больно. В руке у него был пистолет. Смотрел он странно, какбудто не видел.

– А т-ты? – заикаясь, спросила Катерина и вдруг пришла всебя и схватила его за руки. – Ты жив? А? Тимофей?

Поняв, что она жива, Тимофей выругался, матерно и коротко, ипереступив через нее, навалился на дверь, наотмашь распахнул ее и спрыгнул наземлю.

– Назад! – заорали откуда-то сбоку. – Назад!!!

Грохнули еще выстрелы, совсем рядом, как будто над ухом.Что-то сухо чиркнуло об обшивку джипа, заревел двигатель, и снова выстрелы,очередью, как будто из автоматов. И все смолкло.

Катерина сидела на полу вставшей на дыбы машины, судорожносжимая в руках невесть откуда взявшийся мобильный телефон.

Сколько времени прошло, она не знала. Может, двадцатьсекунд, а может, жизнь. Дверь снова распахнулась, и Катерина медленно повернулаголову.

– Живы? – спросил Дима и одним взглядом окинул весь салон.

– Кажется, да, – пробормотал откуда-то странно знакомыйголос. Катерина так же медленно повернула голову и увидела сидящего на полу сдругой стороны вырванного с корнем кресла молодого бледного мужчину.

– Кать, ты чего? – испуганно пробормотал мужчина. – Ты чего,а? Тебе плохо?

Она вспомнила, что это вроде бы Саша Скворцов.

– Кать, ты ничего? – осторожно спросил Дима. – Дай япосмотрю, что у тебя с лицом.

“Что у меня с лицом?” – вяло удивилась Катерина и провелаладонью по щеке, которая странно чесалась. Ладони стало колко и мокро, и, отнявруку, она с изумлением увидела кровь.

– Кать, давай выбирайся, – велел Дима, морщась, как будто унего болели зубы. – Давай-давай, не сиди, я помогу. Слышишь?

Как-то он уговорил ее встать. Опираясь на его руку, онашагнула вон с покореженной подножки джипа и сразу очутилась в другом мире.

Джип стоял, уткнувшись смятым рылом в ствол громадной липы.Весь его передок был странно задран, как будто машина намеревалась залезть надерево. В ней не уцелело ни одного стекла. Вторую машину развернуло поперекшоссе. Ее некогда гладкий бок, как отвратительными язвами, был изрыт рванымиотверстиями пуль. Рядом с ним курили мужики, негромко переговариваясь, как будтоничего не случилось.

В очень ярком лунном свете, который заливал все вокруг,Катерина увидела, как все они одновременно на нее оглянулись.

– Ничего страшного, Тимофей Ильич, – вдруг во все горлозакричал рядом Дима, и Катерина вздрогнула и с изумлением на него посмотрела. –Губа разбита. Ну, и шок малость. Сейчас очухается.