– Сейчас, моя девочка, – пообещал он Дженнифер, – сейчас,моя радость! Все, все будет!

Дженнифер повела хвостом и отвернулась. Слава богу, одинприехал! Эту свою с собой не приволок! Она меня сегодня трогала, даже, можносказать, таскала, совершенно бесцеремонно, я потом еле отмылась! Полдняпотратила, чтобы себя в порядок привести!

– Соскучилась моя девочка! Конечно, соскучилась! Ну ничего,ничего. Сейчас все у нас будет хорошо.

Ничего хорошего не было вовсе, и от предстоящего дела егомутило – прямо-таки физически, тошнота подкатывала к горлу.

– Ничего, ничего, – приговаривал он, утешая то ли себя, толи Дженнифер, – нам с тобой осталось потерпеть совсем чуть-чуть.

Он волновался за Глафиру – нельзя было оставлять ее одну! Нокак не оставишь, если ему необходим этот вечер, всего один – чтобы все наконецрасставить по своим местам.

Он сильно нервничал, и кошка Дженнифер это чувствовала,мяукала недовольно. Когда он посадил ее на стойку, принялась немедленновылизывать примятый бок, недовольно встряхивая ушами.

Прохоров навалил ей еды в миску с изображениемочаровательных котят. За этой миской он специально ездил в магазин на Ленинский– чтобы у Дженнифер всегда во время обеда было хорошее настроение. Конечно,есть она не стала, и он ее уговаривал, довольно долго.

В квартире было тихо и пусто! Никого нет. Ты никому ничегоне должен. Глафира, должно быть, лучшая из женщин, которые попадались ему вжизни, но как это все трудно! Как это… утомительно, честное слово. Любовь –такая же работа, как и любая другая, бесконечное приложение усилий. Нужноприспосабливаться, прилаживаться, ломать себя старого и выуживать из себякакого-то «нового». Этот «новый» в чем-то бывает похож на старого, а в чем-тосовсем другой. «Новый» Прохоров, проживший рядом с Глафирой несколько дней…подустал немного. Почему-то рядом с ней ему было неловко, он все пыжился,приосанивался, будто на цыпочках ходил! Нет, им было отлично вместе – кажется,так пишут в романах, – но он все равно подустал. Глафира за ним «ухаживала» –подавала, убирала, варила кофе, провожала до дверей. Черт знает, то ли ей такнравилось, то ли ее Разлогов приучил! Вполне возможно, что приучил, с негостанется. Он вообще был довольно… старорежимный, несовременный мужик! Вон какуюпечь у себя на даче воздвиг, как Емеля из сказки, хоть катайся на ней, да еще сбеседкой, да еще с костровищем! Прохоров бывал на этой самой даче всего парураз и каждый раз поражался. Надо же быть таким дикарем – дом в лесу отгрохал,какие-то беседки-костровища завел, собаку держал безобразную, из всех напитковпредпочитал виски, а из всех развлечений хоккей, а после хоккея баню! С таким,наверное, с тоски на третий день сдохнешь, а чуть что не по его, так он кулакомпо столу грохнет и на три дня на хлеб и воду. Вот бедная Глаша иподает-убирает, до двери провожает. Впрочем, «бедная Глаша» на Разлогованикогда не жаловалась, особенно в таком… бытовом смысле, хотя Прохоров знал,что живется ей не сладко.

Одни разлоговские девахи чего стоят!

Про девах он зря подумал. Стало жарко ушам и скулам, даже щекиизнутри зачесались – от стыда.

От этого самого стыда он принялся совершать кучу ненужныхмелких движений – погладил кошку Дженнифер, которой это совершенно непонравилось, переставил чайник с одного места на другое, аккуратно свернулполотенчико, брошенное Глафирой кое-как, и посмотрел на себя в зеркало.

Андрей Прохоров был хорош собой и отлично это знал. В мерувысокий, очень спортивный, загорелый, лицо мужественное, глаза, естественно,голубые. Ничего общего с Разлоговым. Непонятно, почему Прохорова все времятянуло с Разлоговым… соревноваться, и выходило так, что побеждал именноПрохоров, хотя Разлогов об этом ничего не знал!

Разлогов был «примитивный» – на сотрудников и подчиненныхорал, когда бывал на производстве, лез во все дыры, про это даже газеты писали– и все над ним смеялись! Это что за демократия такая – хозяин, директор, гайкикрутит, таскается по цехам в химзащите и лезет, лезет, куда ему не следует – ибессмысленно, и не по чину!.. Никакой светской жизнью он никогда не жил, толькоесли уж очень «подпирало», посещал «обязательные мероприятия» – вроде открытия«ХимЭкспо», куда съезжались все отраслевики и премьер наведывался. Из«знаменитых и великих» дружил только с Димой Гориным, писателем, талантливымчрезвычайно, но, с прохоровской точки зрения, человеком до крайностинеприятным. Общаться с ним было трудно – того и гляди, пошлет куда-нибудь, даеще прилюдно, да еще от души, а на следующий день забудет и разговаривает какни в чем не бывало. Прохоров Горина сторонился, а Разлогов с ним дружил, зачем– непонятно!

И девиц Разлогов любил чем примитивней, тем лучше. Лишь быноги подлиннее да грудь побольше, и лучше бы все время молчала! Женат при этомон был один раз на великой русской актрисе, а другой раз на Глафире, девушкеумненькой, сложной и себе на уме. Что такие женщины находили в таком мужчине?!Деньги, деньги, и ничего, кроме денег.

Прохоров, напротив, слыл человеком «утонченным».По-английски и по-французски говорил легко и красиво, любил осень в Довиле, азиму в Ницце, родстеры, орхидеи, знал, кто такая Рахель Рейсх, дружил списателем Гектором Малафеевым, утверждавшим, что жизнь говно, и ждущим со дняна день конца света. Вместе с Гектором они посещали один и тот же спортклуб икачали там железо до седьмого пота. Гектор скрашивал ожидание конца светароманами и романчиками с совсем уж никчемными малолетками, мастерски ваялтексты о том, что все бабы сволочи и шлюхи, а Россия погибла, и вороны кружатнад ней, растаскивая белеющие косточки.

Прохоров искренне видел в малафеевском творчестве «знамениевремени», предчувствие «скорого конца» и с удовольствием запивалголовокружительные разговоры с Гектором французским коньячком.

Роман с Глафирой Гектор не одобрил, но Прохоров «устоял» – вконце концов, это его личное дело! Кроме того, о его «соревновании» сРазлоговым Гектор не знал, конечно. Глафира тоже была довольно примитивной сточки зрения прохоровского окружения. Разлогов подобрал ее на какой-то кафедре,где она изучала то ли средневековых лаосских поэтов, то ли современныхлатышских писателей. Познакомил их все тот же Горин, который про конец света неписал, железо в спортзале не качал, с малолетками не водился, сочинял историистранные, сложные, не совсем понятные, но всегда интересные, и то и делополучал литературные премии – то в отечестве, то за рубежом. Рассказывали, что,представляя Разлогову Глафиру, Горин сказал с сожалением, что сам бы на нейженился, да не может никак – уже женат!

Глафира оказалась вполне предприимчивой, Разлогова прибралак рукам довольно быстро, а когда он ее отмыл, обул и одел – еще и оченьпривлекательной. Именно потому и привлекательной, что полный «неформат». КогдаПрохоров первый раз ее увидел, подумал – это еще что за лошадь Пржевальского?!