Она оглянулась, рукой, свободной от бутылки, потянулаПрохоров за «неглиже» и поцеловала в грудь, под шеей.

«Мне нужно с ней поговорить», – тупо подумал Прохоров.

– Ну что? Что папочка скажет за кексик? Хочешь? Фу какойбука! Жулька, почему наш папочка такой бука? Давай его развеселим! Мало того,что почти неделю тут чужую тетку держал, так еще и бука!

– Олесь, – сказал Прохоров, мечтая о том, чтобы долго иразнообразно, – ты что? Дура совсем? Какой тебе сейчас, на хрен, кексик?!

– Ну не буду, – тут же согласилась она. В конце концовкексик отлично можно и в ванной употребить, он от этого не протухнет. – Небуду, не буду! А что ты такой зелененький, Дрюнчик? Заработался? Укатали сивкукрутые горки? Ну за тебя!

И она залпом проглотила водку. Атласные груди поднялись иопали.

– Олесь, какого… какого лешего ты приперлась в редакцию, даеще нашумела там, как последняя сукина дочь?

– Так это когда-а-а бы-ы-ыло!..

– Когда бы ни было! Я тебе велел тихо сидеть, а ты чего?!

Олеся снова капала в чашку водку и вся сосредоточилась наэтом занятии. Прохоров бутылку отобрал и чашку принял.

– Ну Дрюня!..

– Куда делось кольцо?

Она посмотрела на него. Глаза у нее так блестели, чтоПрохоров подумал – должно быть, кексик она сегодня уже принимала!

– Я тебя спрашиваю, куда делось кольцо?

Она заморгала и сложила великолепные руки на великолепнойгруди.

– Так я же ж… Я ж потому до тебя и прибежала, что таки да,кольцо пропало! И вот что хочешь, а за этих твоих журналюг…

– Говори нормально! – прикрикнул Прохоров. – Хватитломаться!

Олеся подхватила Жульку-Дженнифер и прижала ее к груди.Кошка поглядывала вопросительно, но и не думала сопротивляться.

– Так я и говорю. Я тебе объясняю. Они приехали, и все былочики-поки, и фотки я им все отдала, и ту самую тоже отдала…

– Я знаю, видел ее в наборе.

– В каком наборе?

– Неважно. Они приехали, ты отдала им фотографии, потомСапогов тебя снимал, а Столетов брал интервью…

– Ай брось ты! Ну я тебе по телефону это все уже тыщу разговорила! Потом они меня с кольцом фотографировали. Ну один фотографировал, адругой рядом стоял! И, между прочим, та-ак на меня смотрел! – Она оживилась,потрясла Дженнифер и поцеловала ее в морду. – Та-ак смотрел! Я думала, штаныснимать начнет, представляешь?

– Куда могло деться кольцо? – свирепо спросил Прохоров изабрал у нее кошку Дженнифер. – Парни утащить его не могли, ты это прекраснопонимаешь.

– Да почему не могли, конечно, могли! Да у них вид ни божемой какой прекрасный! А оно у меня просто так в будуаре лежало, без всякойохраны! В кулечке бархатном и в коробушке! Да кто угодно мог влезть и схапать!

– Дура! – заорал Прохоров так страшно, что она отшатнулась,а Дженнифер с испугу брякнулась на пол. Внутри у нее что-то громко екнуло. –Идиотка! Мало того, что бриллиант просрала, так еще в редакцию приперлась правакачать! Тварь безмозглая! Где я теперь буду его искать?! У кого он может быть?!Что этот человек с ним станет делать?!

– Ну… носить, – пролепетала Олеся Светозарова и икнула отстраха, – или в скупку сдаст… задорого…

– Да кольцо никогда не должно было нигде всплыть! Оно должнобыло оставаться у тебя! Ты понимаешь, что, если начнется расследование, тебяпосадят?!

– За… за что посадят? Куда… посадят?

– В тюрьму! Оно должно было навсегда остаться у тебя! Кудаоно делось?! Отвечай мне! Продала?! Кому продала?!

– Я… я… – Олеся заплакала еще громче, а кошка Дженниферубралась под стол, – я никому… ты же говорил… я ни за что… чтоб мне никогда…Дрюся, ты что?! Я ничего никому! Вот те крест! Все как было велено! Ей-богу, незнаю, кто его попер, кольцо это проклятущее. Чтоб ему сгореть!

Прохоров оттолкнул ее так, что она свалилась с табуретки.Загрохотала чашка, скинутая со стола.

– Я тебя убью, – сказал Прохоров брезгливо. – Прямо сейчас.

– Как… как вы сюда попали? – трясущимися губами выговорилаГлафира. – Что вам от меня нужно?!

– Узнаешь!

Глафире показалось, что в саду вдруг грянул гром и молниясверкнула. А может, блеснул под светом фонарей старухин плащ.

– Дай мне войти.

Глафира замотала головой.

– Посторонись, кому сказано!

И Глафира отступила. Старуха вошла. За ней по коврупотянулся след мокрых галош. Глафира, как во сне, последовала за ней.

– Что вам здесь нужно?!

Старуха дошла до вешалки, утвердила на полке свой саквояж истала снимать плащ. Глафире показалось, что невыносимо завоняло нафталином.Сопя, старуха расстегивала пуговицы. Из-под платка торчали седые космы.

– Ну веди в дом, хозяйка! – последнее слово прозвучалоругательством. Старуха плюнула им Глафире в лицо.

– Я не понимаю…

– А я тебе объясню, – ласково пообещала старуха. – Ну что?Так и будем в передней топтаться? Лакеи-то твои где?

– Какие… лакеи?

– Ну прислужники, опричники твои! Зови их – старуху гнать!

– Здесь никого нет, – зачем-то сказала Глафира. – Я одна.

Она вдруг напрочь забыла, как зовут эту косматуюотвратительную старуху, которая караулила ее в квартире великой русской актрисыи так и не налила ей чаю!

– Одна так одна! – как-то даже ухарски ответила старуха идвинула в комнату, в самое сердце готического разлоговского дома. Глафирастояла у распахнутых двустворчатых дверей и с места не двигалась.

– Да ты проходи, проходи! – пригласила старуха почти весело.– Чего в дверях-то мыкаешься, как не родная!

– Что вам от меня надо? – как заведенная повторила Глафира.– Как вы здесь оказались?!

– Как оказалась – не твое дело, – объявила старуха. – А вотчего надо… Долгий у нас с тобой разговор будет, хозяйка!

– Никакая я вам не хозяйка!

Старуха усмехнулась неприятно:

– Как же так, не хозяйка! Бывшего хозяина жена, стало быть,хозяйка! – Она помолчала, огляделась по сторонам, задрала подбородок, изкоторого торчали жесткие седые волосы, и потолок осмотрела тоже. – А хочешь, ятебе чаю подам? Чтоб уж как положено! Хоть я никогда у таких, как ты, вуслужении не бывала…