от этой белой сорочки, узких бедер, обтянутых черными бриджами, и черного же ремня.

— Ты хорошо провела день, я надеюсь?

— Да.

— Замечательно. Ты сделала все то, о чем я распорядился, и это тоже замечательно.

От этой незатейливой похвалы сердце зашлось от радости.

— Я смогла удовлетворить твои желания?

— Ты даже еще не начинала. — Он прошел к кровати. — Объясни мне, что тебе известно о том, чем мужчина и женщина занимаются в постели.

— Только то, что рассказал ты. И делал.

— Ясно. Значит, ты не знаешь, что мужчина вводит свой член во влагалище женщины, извергает семя, и женщина беременеет?

— Нет… Я… не знала.

— Ты уже возбуждена? Хочешь меня?

Беатрис поерзала на месте. Так и было.

— Ясно. Тогда на этом остановимся.

Она подняла на него удивленный взгляд. Полный обиды и разочарования, хотя понимала, что не должна так себя вести.

— Вчера ты была удовлетворена тем, что получила, верно?

— Да.

— Мы будем и дальше действовать так же, искать, что больше всего приносит тебе удовольствие, но брак наш не может быть консумирован. Я поступаю так из уважения к тебе, заботясь о твоем здоровье.

— Я очень разочарована.

— Мы справимся. Есть много способов удовлетворить женщину — язык, руки, как мои, так и твои собственные. И ты сможешь удовлетворить меня.

— Как я смогу? Как это сделать?

— Я научу тебя делать это ртом.

— Ты сказал… что будешь наказывать меня.

— Да. Особенно в той ситуации, в которой мы оказались, я считаю это вполне уместным. Если будет слишком больно, скажешь.

— Хорошо.

— Я не шучу. Я не буду нежным, знай, но ты обязана определить границы, за которыми боль уже не приносит удовольствия. Мы должны доверять друг другу, если этого не будет, игра лишится смысла. Мы должны с большим уважением относиться к собственным желаниям и ограничениям, иначе у нас ничего не получится.

— Обещаю, — кивнула Беатрис, взволнованная данным словом. И тем, что будет с ним откровенной и честной во всем. И она очень гордилась, что была так же искренна с ним раньше. Она будет продолжать радовать его и дальше.

— Тогда увидимся за ужином.

Она так хотела, чтобы он остался, чтобы все случилось прямо сейчас. Он бы пошел до конца, и с неведением было бы покончено, тайны раскрыты. Она так этого хотела. Однако Бриггс намерен держать ее в подвешенном состоянии, в предвкушении, и непонятно, станет ли это чем-то приятным или очередной пыткой. Возможно, и тем и другим.

— Твой брат не должен ни о чем знать, — предупредил Бриггс.

— Полагаешь, я стану обсуждать с ним такое? Он не обсуждал со мной даже медицинские процедуры, которые мне пришлось вынести, потому что при этом пойдет речь о крови, разрезах плоти и кожи и прочем подобном. Полагаю, он не так много знает о том, что происходит в теле его сестры, тем более, ему не обязательно знать, что его друг готов сделать с нею.

К ее удивлению, Бриггс усмехнулся.

— Полагаю, ты права. Но все же мне бы не хотелось быть вызванным для объяснений.

— Ты женился на мне.

— Твой брат отлично знает, каков я. Он терпит меня, хотя считает развратным сверх меры.

— Уверена, мой брат тоже не святой, хотя в обществе старается держаться так, будто это правда. Я не глупа, Бриггс, и понимаю, что вы бы не дружили, будь он агнцем. Такого ждут только от леди.

— По сравнению с твоим отцом, Беатрис, поверь мне, Хью ангел.

Как он защищает брата!

— Да, мне это известно.

— Прошу простить. Мне не стоило так отзываться о вашем родителе.

— Однако это правда. Мой отец был развратником. А возможно… Если говорить совсем честно, Бриггс, в библиотеке Байби-Хаус было достаточно информации и книг, где изображены обнаженные нимфы, чтобы мои знания в вопросах отношений мужчин и женщин были весьма широкими.

Только сейчас она поняла, что это так. Раньше она об этом не думала, сейчас же проблема отсутствия необходимых знаний чрезвычайно ее волновала. К тому же она только сейчас отчетливо поняла, какой ужасной была жизнь мамы, как она страдала.

«Я испытываю к нему страсть и ненависть в равной мере…»

Теперь она понимала, что могло привлекать ее, понимала, что испытывала мама. Она испытывала то же чувство, что и Беатрис, когда Бриггс пренебрег ею ради борделя. А мама жила с этим. Тогда Беатрис была изолирована от всего и не могла знать. Неудивительно, что ее оградили от жизни семьи. Она и сама сделала все, чтобы оградиться.

Беатрис перевела дыхание.

— Я не желаю знать ничего об этой стороне жизни отца. Не знаю откуда, но я всегда понимала: какими бы способностями он ни обладал, но к маме он относился без должного уважения… А к титулу без должной ответственности. Хью стремился изменить ситуацию именно в этом.

— Ты права, он очень много сделал, поставив цель исправить ошибки отца, но я уважаю его не только за это. Я уже говорил, что пошел в школу поздно.

— Да. — Она неуверенно кивнула. Внезапно показалось, что она не придала значения чему-то более важному в том разговоре, когда он говорил о юности и школе. Бриггс пытался сказать нечто важное, а она не поняла.

— Учеников я не знал. Да, я был сыном герцога, но воспитывался и рос уединенно, не бывал в компаниях других детей. Мне было нелегко.

Представить подобное было невозможно. Ведь Бриггс самый милый и очаровательный из всех мужчин. По крайней мере, когда он желал произвести впечатление. Но да, он мог быть жестким и вселять страх. Честно признаться, таким он ей тоже нравился. В обществе он вел себя иначе, казался беспечным повесой, остроумным — душой компании.

— Мне было нелегко, — повторил он. — Я не знал, как общаться, как разговаривать с детьми моего возраста. Я всегда был один, занимался тем, что мне интересно. Так вот, именно Хью научил меня заводить друзей.

— Хью тебя научил? Мне кажется, ты легче находишь общий язык с людьми.

— Я быстро учусь. И еще отлично копирую учителя.

— И еще ты очень скромный.

— Нет, это нет. Но всегда буду благодарен Хью, всегда буду в долгу перед ним. И это… не лучший способ доказать свою признательность.

— Но… — Беатрис растерянно моргнула, — это не имеет к нему никакого отношения. Я была бы благодарна, если бы ты смог разделять то, что должен делать для брата, и то, что было бы приятно мне.

Он несколько секунд пристально смотрел на нее, затем глаза стали темными, взгляд несколько раз метнулся в сторону и обратно,